Масло в сковороде потрескивало, и омлет приобретал аппетитную золотистую корочку, источая волшебные ароматы жареного перца, лука и томатов. Желудок заворчал в нетерпеливом предвкушении съестного. С самого начала дня у меня во рту ни крошки не было, и теперь я готова была наброситься на любую еду. Даже на полусырую. Вообще-то я редко страдала хорошим аппетитом. Чаще всего мой дневной приём пищи ограничивался одним разом. Тарелкой супа, например, или овощным рагу. Или простым салатом на худой конец. Проблемы с аппетитом у меня начались в тот момент, как три года назад меня захлестнула депрессия. Переживая трудные времена, мой организм, руководствуемый травмированной психикой, напрочь отметал все способы обеспечения жизнедеятельности. Вид и запах еды вызывал отторжение, а сон стал для меня чем-то из роли фантастики. Я могла не спать сутками, при этом всё, на что я была способна — это, периодически моргая, бессмысленно тупиться в одну точку. Если же усталость брала своё, и мне удавалось, закрыв глаза, выпасть на некоторое время из реальности, перед глазами тут же появлялось искажённое злобой и ненавистью лицо насильника. Я слышала его мерзкий сиплый голос, как будто наяву. Я буквально чувствовала грубые движения костлявых рук, срывающих с меня одежду и душащих меня… я чувствовала боль. Я с криками просыпалась, вся в холодном поту, и подолгу не могла успокоиться даже в маминых объятиях. Её утешительные слова оставались мною незамеченными. Я снова отключалась от внешнего мира, погружаясь во внутреннюю пустоту, и снова не спала ночами. Проблемы со сном и аппетитом стали проходить сами собой примерно полгода спустя после того августовского вечера. Постепенно боль ослабевала, шок медленно проходил. Как только я стала приобретать маломальское душевное равновесие, я поняла, что не могу оставаться в городе, где почти каждый человек в подробностях знал, через что я прошла, потому что многие из них были на суде. И слышали всё. Каждую грязную мелочь. Я не могла вынести того, что часть людей смотрела на меня с жалостью, а вторая часть судачила за спиной, решив, что виноватой в изнасиловании была я. Кто-то говорил, что я сама спровоцировала агрессию вызывающим поведением, а кто-то — что вызывающей одеждой.

Господи! Да я ведь никогда не давала повода подумать о себе, как о девушке лёгкого поведения, чтобы обо мне могли такое сказать. Но даже тот озвученный в суде во всеуслышание факт, что на период изнасилования я была девственницей, не изменил мнения этих подлых людишек…

Поэтому я приняла решение уехать. Я не выдержала лживых пересудов и жалостливо-участливых взглядов в мою сторону. Благо, что престарелая тётка отца, Тамара Ивановна, с пониманием отнеслась к моей беде и приняла меня в своём доме с распростёртыми объятиями. Вот у неё-то я и жила эти три года, вплоть до недавнего возвращения домой.

Сняв сковородку с плиты, я дополнила фаршированные баклажаны омлетом, и поставила на стол обе тарелки. Входная дверь хлопнула.

— М-м-м… Запахи божественные! Я вовремя, сестрёнка?

— В самый раз. Я как раз закончила готовку, так что иди мой руки и добро пожаловать к столу.

За ужином Марк негласно взял на себя роль рассказчика, делясь со мной некоторыми аспектами своей работы, которые могут быть мне интересны. Я внимала его рассказам о ныне востребованных стилях мебели на рынке и с интересом слушала о новой коллекции офисных кресел, которые в течение нескольких недель должны были появиться в первом фирменном магазине Марка и Влада «Эклектика». Эта тема мне была интересна и близка. В конце концов, когда-то я мечтала стать дизайнером, но я очень удивилась, когда Влад попросил у меня совет.

— В нашей новой линейке есть один набросок… — Марк полез в карман за телефоном. — Хочу, чтобы ты на него посмотрела, — полистав галерею, он нашёл нужное фото и развернул телефон экраном ко мне. — Наш дизайнер предлагает совместить модерн и хай-тек в этой модели. Но что-то мне оно кажется слишком вычурным.

— Классическое кресло с «ушами» и хромированная сталь. Неплохо. Но, думаю, оно будет смотреться лучше, если убрать массивные подлокотники. Тогда кресло будет выглядеть консервативнее, но не станет от этого менее креативным.

— Думаешь?

Я кивнула:

— Да. И к тому же оно не будет смотреться таким громоздким. Будет занимать меньше места не только визуально, но и реально, что всегда в приоритете при обустройстве рабочего пространства.

Я отдала телефон брату, и он, обдумывая мои слова, вперился взглядом в эскиз будущего кресла, медленно постукивая пальцем по столу.

— Ты на сто процентов права. Я обговорю это с дизайнером и с Владом. Да, нужно всего лишь внести немного изменений, и эта модель станет изюминкой новой коллекции, — Марк выдержал немую паузу и улыбнулся. — Ты умница. Скажи, а ты не думала о том, чтобы снова, к примеру, поступить в колледж?

— В какой? — затупила я. — В… наш колледж?

— Да. Ты ведь хотела стать дизайнером. У тебя для этого есть все данные: хороший вкус, фантазия, абстрактное мышление. И рисуешь хорошо.

Я тут же скисла, подавляемая внутренней тоской по несбывшейся мечте.

— Нет, — я ответила резче, чем Марк заслуживал. В конце концов, он не хотел нарочно напоминать о моей ничтожности. Просто полюбопытствовал.

— Почему твоё «нет» всегда такое категоричное? Ты не хочешь хотя бы подумать на этот счёт?

— Не хочу. Наверное, потому что жизнь ясно дала мне понять, что мои глупые, наивные мечты и планы ничего не стоят. Разрушить их проще простого. Лучше уж совсем не мечтать, чем однажды понять, насколько разбитой ты оказалась, когда их сломали. Это, как в детстве с тем песочным замком, который ты старательно строишь-строишь, а потом его топчет местный хулиган с издевательской ухмылочкой на лице. И всё. Руки опускаются.

Не знаю, почему меня именно сейчас прорвало на откровения. Возможно, просто накипела в душе обида на несправедливость судьбы. А, возможно, меня задевало непонимание брата, который постоянно пытался проявить свою заботу не в том ключе, который мне требовался. Его попытки заботиться обо мне я ощущала, как попытки манипуляции и давления. Принуждения к тому, к чему я была не готова.

— Помнится мне, в детстве ты таким хулиганам не боялась дать отпор, после чего шла и заново строила новый замок. В разы лучше, чем был тот, который сломали. Знаешь, что реально дала понять тебе жизнь? Что тебе есть, что ценить. Что рядом с тобой остались люди, действительно любящие и преданные тебе, несмотря ни на что. Что жизнь ценна! Но она может измениться или даже оборваться в любой момент. И, если тебе даётся второй шанс, нужно хвататься за него и изо всей силы карабкаться, чтобы выстроить свою жизнь так, как ты хочешь, и так, как ты того заслуживаешь. Тебе жизнь показала, что сдаваться нельзя ни при каких обстоятельствах, а ты, работая больше года со своим психологом, до сих пор не смогла понять столь очевидной вещи!