Марк часто намекал мне, что Влад… так и остался мне другом, не смотря на обстоятельства. Но… чёрт, я ведь видела тот резкий, тяжёлый взгляд. Я видела! Мне не могло показаться.

— У меня всё под контролем. Спасибо, — ответила я, но фраза казалась незаконченной. Даже меня она напрягала сухостью и деланной вежливостью. — Я, конечно, скучаю по маме, но, пока я загружаю себя работой, мне некогда думать о плохом.

— А что планируешь делать дальше? Останешься здесь или снова уедешь?

— Однозначно я тут не останусь, — возможно, фраза прозвучала резко. Но мысль о том, что я могу вернуться сюда жить, отзывалась во мне тошнотой. Стоило только вспомнить кассиршу в супермаркете, которая, по-видимому, знала меня и всё в мельчайших подробностях, что произошло тем проклятым августовским вечером. Эти чересчур заинтересованные взгляды, оборачивания мне вслед, — они рушили всё духовное равновесие, к которому я пришла за несколько лет. Пускали под хвост все мои усилия.

Больше Влад вопросов не задавал. Остаток пути мы преодолели в тишине, которую нарушал тихий рокот мотора и звонкий перестук частых капель, срывающихся с тяжёлых туч, нависших над городом. Я ушла в себя, вспоминая то утро в больнице, когда я проснулась и увидела в кресле хмурого Влада, и его прожигающий, колкий взгляд там, на поминках, когда мы случайно переглянулись друг с другом. И сравнивала между собой все три образа: трёхгодичной давности, недельной и сегодняшний образ доброго парня, каким я его знала до всей этой трагедии, что разделила мою жизнь на «до» и «после». Глубоко мыслительное выражение лица Влада говорило о том, что он тоже думал о чём-то своём.

Влад проводил меня из машины под зонтом до самого крыльца. Покопавшись в рюкзаке, я отыскала связку ключей и, вставив нужный в замочную скважину, прокрутила несколько раз по часовой стрелке. Дверь открылась. Влад молча протянул мне мой пакет из магазина. Я приняла его.

— Спасибо тебе большое, — сказала я и даже позволила губам дрогнуть в осторожной улыбке. — За то, что помог пакет донести. Хотя он был не таким уж и тяжёлым. И за то, что не дал растаять под дождём.

— Был рад помочь, — в карих глазах промелькнуло что-то несвойственное по отношению ко мне. Особенно, учитывая, что за последние три года мы совсем отдалились друг от друга. — Пока.

Подождав, пока Влад выйдет со двора, я помахала ему напоследок и скрылась за дверью родного дома, охватившего меня теплом, резко контрастирующим с осенней зябкостью за его пределами. Скинув с себя промокшую испачканную обувь, я вошла в кухню. Разложила продукты по местам, засыпала две ложки кофе в турку и, залив водой, поставила на запаленную конфорку.

После бессонной ночи и тех странностей, что произошли несколькими минутами раньше, мой мозг в троекратном размере нуждался в кофеиновой подпитке.

С чашкой обжигающе горячего кофе в руке я подошла к окну, всматриваясь в завораживающую волнистую рябь, возникающую от дождевых капель, хлюпающих по лужам. С самого утра день преподнёс мне новую пищу для размышлений. И повод для воспоминаний.

Три года назад…

Моя рука потянулась к кнопке экстренного вызова медсестры. Заметив движение, Влад, сидя в кресле, непроизвольно подался вперёд. Я… я не могла смотреть на него. Его угрюмый вид угнетал. Напоминал об ужасе, произошедшем со мной… ещё и на его глазах. Под нескрываемым грузным косым взглядом я чувствовала себя ещё более ничтожной. Женщина в белом халате вошла в палату:

— Доброе утро, дорогуша, — тон её был доброжелательным, но ничуть не успокаивал. Пока Влад был здесь, ни о каком спокойствии не могло идти и речи. — Вы проснулись. Хотите чего-нибудь попить? Или поесть?

Я молча качнула головой.

— Ох, дорогуша, ну скажите же что-нибудь. Что же Вы сами себя изводите…

Чувствуя внутреннее и физическое бессилие, сковывающее даже работу голосовых связок, я жестом подозвала её к себе. Женщина в белом халате тут же придвинулась ко мне и склонилась к моему лицу.

— Пусть он больше не приходит… — только и смогла выдавить я.

Краска с её лица сошла и деланно беззаботное выражение лица сменилось недоумением. Кресло скрипнуло. Влад поднялся на ноги, настороженно поглядывая то на меня, то на медсестру.

— Что она сказала?

Влад приближался к нам, а я в защитном движении отвернулась к стене и крепко зажмурила глаза, прогоняя вздымавшуюся в груди боль. Выровнявшись, медсестра повернулась к моему посетителю. Судя по звукам, она попыталась подтолкнуть его к двери:

— Идёмте, голубчик. Не нужно Вам здесь находится.

— Что? — его голос сначала прозвучал растерянно, но потом приобрёл резкий стальной окрас. — Что это ещё значит? Что случилось?

— Она не хочет Вас видеть…

— В каком смысле не хочет?

Медсестра безрезультатно пыталась спровадить Влада, но тот выкручивался. Моё сердце разрывалось на куски, истекая кровью. Мне хотелось закрыть уши руками, чтобы этого не слышать. Это были последние звуки нашей дружбы. Для меня они были подобны последним вздохам умирающих.