Его слова нашли отклик во мне. Они отозвались обидой на завуалированный упрёк, который читался между строками его фразы. Зря я допустила столько откровений о том, что чувствую на самом деле. Этой апатии, которую я испытывала, и страхов не смог бы понять тот, кто не пережил того, что и я. Так что и Марка я не могла винить за его непонимание.

— Ты не знаешь, что я чувствую.

— Да. Я не знаю. Потому что ты никогда не рассказывала. Засела там у тёти Томы, ото всех оградилась колючей проволокой, и пилишь ногти по утрам. Неужели, это твой предел, Ева? Неужели, это то единственное, что ты можешь?

— А почему ты не можешь предположить, что моя работа мне нравится?

— Да потому что… — он осёкся. — Не знаю почему. Просто чувствую, что ты просто по течению плывёшь. Пошла по пути малейшего сопротивления, решив, что это — твой потолок.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, но тут-то ты и неправ. Выкуси, братишка, мне моя работа нравится! Плюсов в ней много. Как минимум её преимущество в том, что я работаю только с женщинами, и мой контакт с противоположным полом ограничен.

А ещё я работаю только по утрам, и это тоже огромный плюс. Мне не приходится добираться домой по темну.

Последней фразой я, возможно, даже хотела немного задеть брата, подразумевая, что презираю всех мужчин без исключения. И даже его. За его чёрствость, которая иногда так так не вовремя проявлятся, и раздутое эго, которым он тут щеголяет передо мной. Но потом пожалела о своих словах, надеясь, что моих намерений он не понял. Марка я уж точно презирать не могла. Я любила его искренней сестринской любовью, и какие бы разногласия между нами не возникали, ничто не было в силе этого изменить.

После того, как Марк, кривовато извинившись за неуместную несдержанность, бегло чмокнул меня в щёку, собрался и уехал к себе, я, смотря вслед удаляющимся фарам его автомобиля, перевела взгляд на сиротливый покорёженный мусорный контейнер, едва заметный в сгущающихся сумерках. Где-то там, в одном из мешков, которые мы отволокли на свалку, лежала предательски выброшенная мною ниточка, связывающая меня с хорошими воспоминаниями. Всё-таки, я не могла их выбросить… не могла.

Тяжело сглотнув, я оглянулась, убеждаясь в том, что поблизости нет подозрительных прохожих. Подавляя холодящий страх, вздымающийся в груди с каждым шагом, сделанным вперёд, я отыскала в одном из наших мешков белую обувную коробку. Удостоверилась, что внутри — те самые ролики с серебристыми узорами, и, прижав эту коробку к сердцу, словно самую дорогую на свете вещь, бросилась домой.

У меня была целая бессонная ночь, чтобы переварить сказанное Марком. Сначала мне было до жути обидно, что мои жалкие попытки сосуществовать с внешним миром не были одобрены братом. Моя первоначальная реакция была предсказуемой, учитывая, что я с трудом смогла найти своё место в жизни и свыкнуться с тем, что моя участь теперь — довольствоваться малым. Тем, что само приплыло мне в руки. И, конечно, слова о том, что я должна стремиться к большему, я восприняла в штыки, как упрёк в собственной слабости и недостаточном старании изменить обстоятельства к лучшему. Позже, когда обида стала ослабевать, обретая очертания сдержанной досады, я обрела возможность рассуждать более здраво, и мысли погнали в голову бесконечным конвейером. Может, Марк был и прав отчасти?

В детстве, в юности я была более самоуверенной и смелой, и за себя постоять могла. Всё дело было в том, что я знала, — мой тыл прикрыт двумя взрослыми парнями, готовыми за меня глотки разодрать. Я была под защитой брата и друга, и это придавало мне уверенности. Сейчас мой тыл оскудел… Друга я потеряла, а Марка захватила собственная жизнь. Дела, работа, друзья, девушка. И я не обижалась, ведь так и должно быть. Просто одиночество, которое теперь, после смерти мамы, ощущалось ещё острее, нежели обычно, сил совсем не придавало.

Нужно было что-то делать с моральной немощностью. Это я понимала. Но словосочетания «не могу», «у меня не получится» и «я не достойна» так крепко засели в моей голове, запустив свои ядовитые цепкие клешни в мой мозг, что поверить в другое было невозможно. У меня было полно страхов, которые мешали мне взять ответственность за свою жизнь на себя, и которые мне пока что, увы, побороть не удалось.

На следующий день я смогла соскрести себя с кровати только ближе к обеду. Под утро естественная потребность в сне вытеснила роящиеся в голове мысли, и я всё-таки задремала. Не сказать, что сон был крепким и позволил мне отдохнуть. Скорее, напротив. Спала я чутко и поверхностно, слышала самый малейший звук: от методичного тиканья стрелки настенных часов до прерывистого шороха мелкого дождя за окном. Поэтому проснулась с больной головой. Мне срочно требовалась чашка кофе.

Из-за ухудшившейся погоды, без одеяла в доме было зябко. Замотавшись в свой старый махровый халат с вышитыми бабочками на карманах, я пошла умылась, почистила зубы и отправилась в кухню. На поиски кофе. Но, обрыскав все ящики и полочки, я поняла, что меня ожидало разочарование. У мамы был годовой запас каких угодно круп, сахара, какао и специй. Но не было кофе. С раздражением хлопнув дверцей последнего кухонного ящика, я вернулась в свою комнату. Быстро влезла в джинсы и футболку, натянула сверху чёрное худи, на выходе из дома вступила в кроссовки и, прихватив напоследок рюкзак с деньгами и телефоном, отправилась в единственный на нашем районе супермаркет. К счастью, за ночь дождь закончился, и до магазина я смогла добраться сухой. Единственным убытком моей опрятности послужили лужи и грязь, из-за которых мои белые кроссовки приобрели оттенок грязно-серого.

Поскольку, на дворе стояла первая половина воскресенья, людей, приехавших за покупками на ближайшую неделю, в супермаркете было много. Толкаясь, большинство из них толпилось на овощном ряду. Натянув на голову капюшон, чтобы остаться незамеченной знакомыми, которые не преминули бы полюбопытствовать, как же я справляюсь со всем, что на меня свалилось, я направилась на поиски приличного кофе. Оминая большие скопления людей, я медленно продвигалась от полки к полке. В корзину отправилось подсолнечное масло, пакет спагетти, грибы и яблоки, плитка молочного шоколада с изюмом и, наконец, очередь дошла до того продукта, за которым я собственно и пришла. Изучив названия, я потянулась за бело-чёрной пачкой, часто мелькающей в рекламе по телевизору.