— Ева? Я… я не пойду никуда. Я не могу.

— Пожалуйста, — мягко, но уверенно произнесла она, обращаясь к Владу. — Сейчас нужно сделать так, как она хочет. Идёмте. Поговорим…

Вот и всё. Дверь за ними захлопнулась, обрубая все связующие нас с Владькой ниточки. Не в состоянии справиться с болью потери, которая хомутом сдавливала грудь, не позволяя размеренно вдохнуть, я дала волю слезам.

Наши дни…

Я сделала глоток обжигающего кофе и привалилась спиной к стене. Господи, неужели… я действительно всё разрушила сама? Почему он не хотел уходить? И почему я не обратила тогда внимания на его слова? Я запомнила лишь душераздирающую тяжесть в его глазах, но не смогла сопоставить со словами. И поведением. Господи, этого не может быть!.. Всё это казалось каким-то наваждением. Неправдой. Сном, в котором смешались все чувства, которые только можно было испытать, оставляя осадок внутреннего смятения, от которого я не знала, как избавиться. Уже столько мыслей пронеслось в моей голове, что они начали путаться и спотыкаться друг об друга. Мне необходимо было проветриться, и свежий воздух мне бы сейчас несомненно пригодился. Да вот незадача, чёртов дождь всё не прекращался. Поняв, что попросту сойду с ума, если и дальше буду зацикливаться на прошлом и настоящем, в один миг связавшихся в один узел, я решила загрузить себя работой. В конце концов, чем скорее я закончу разбор маминых вещей, тем скорее смогу уехать отсюда. И тогда всё станет на свои места.

На следующий день, воспользовавшись погодными улучшениями, я всё-таки вырвалась на прогулку. Я собиралась последовать совету моего психолога, которая утверждала, что мне нужно вспомнить положительные эмоции, которые я проживала в определённых местах. И с определёнными людьми. Поэтому я пустилась в несколькочасовой экскурс по местам боевой славы, так сказать. Я шла по дороге, которой мы с мальчишками всё детство ходили в школу. Мимо косой ели, растущей за чьим-то двором, которая разрослась и вымахала в высоту, мимо обветшалого колодца, из которого уже, наверное, несколько десятков лет никто не таскал воду. Деревянный ворот стал совсем рыхлым от времени, а отмостка стала осыпаться. Когда мы были детьми, интерес так и подмывал нас в него заглянуть. На дне колодца серебрилась живая вода, бросая в глаза яркие блики солнечных зайчиков, появлявшихся, когда солнечные лучи попадали на водяную гладь, а малейший звук незримыми волнами отбивался от серых, кое-где потрескавшихся стен. По старой памяти я подошла к колодцу и, положив руки на облупившийся деревянный бортик, перегнулась, вглядываясь в самое дно. Когда-то я уронила в этот колодец свою любимую заколку. Я зацепилась головой о рукоятку, которую нужно было прокручивать, чтобы вытащить из недр колодца полное воды ведро, и несколько прядей выбилось из идеально зачёсанного наверх хвоста. Решив подправить причёску, сняла заколку с головы, и я оглянуться не успела, как та выскользнула у меня из рук. Расстроилась тогда, помню, жутко, но выловить её, конечно же, не получилось.

Натужив зрение, я всмотрелась в тёмную глубь, где серебром поблёскивала холодная водица. Конечно, я понимала, что рассмотреть там что-либо не реально, но тот факт, что этот старый, как мир, колодец хранит какую-то память обо мне, отодвигал логическое мышление, уступая место эмоциям. Ностальгии.

Школа выглядела так, какой я её запомнила. Серое кирпичное здание из трёх этажей, по которому каждую перемену носились шумные, полные жизнерадостности и энергии дети. С огромным футбольным полем, на котором гоняли мяч мальчишки, площадкой для баскетбола и множеством благоухающих хризантем под окнами. Сколько наших с девчонками разговоров слышали стены нашей Алма-Матер не счесть. Я вспоминала наши с подружками посиделки в столовой, и уроки физкультуры, которые мы неоднократно прогуливали, затаившись в библиотеке и, делая вид, будто ищем научную информацию для научных проектов. Будь я в другом настроении, и при других обстоятельствах, возможно, я даже зашла бы навестить своих учителей, с которыми у меня всегда складывались хорошие отношения. Но сегодня моя душа не желала настолько окунаться в прошлое. Далее мой путь пролегал мимо парка с фонтаном, у которого всем классом мы прикончили бутылку шампанского на выпускном, мимо кинотеатра, где мы с Марком, Владом и их друзьями частенько бывали. Воспоминания мелькали перед глазами, как слайд-картинки. Мы смеёмся, мы дурачимся, мы обсуждаем вещи, которые кажутся нам важностью вселенского масштаба…

От многочасовой прогулки уже гудели ноги, и я, приметив свободную скамейку, не скрытую под тенью размашистых кленовых ветвей, росших вдоль аллеи, опустилась и поддалась не слишком тёплым ласкам осеннего солнца. В парке, несмотря на время года, жизнь цвела. Клумбы, усеянные изобилием осенних цветов, благоухали, источая пряные ароматы, смешивающиеся с запахом опалых листьев и земляной влаги, оставшейся после вчерашнего дождя. Рыща среди редкой поросли травы, в поисках хлебных крох и рассыпанных зёрен смешно подпрыгивали сизые голуби. Их беспокойное воркование ветром разносилось по унылым улицам, оповещая о резком приходе холодов. Покопавшись в своём рюкзачке, я выудила полупустую пачку печенья и, раскрошив его, метнула горсть на выложенную плиткой дорожку. Птицы тут же слетелись на съестное добро, выхватывая крошки друг у друга на перебой. Они были очень голодны. Видать, вчерашний ливень вовсе лишил их дневной добычи. Достав ещё одну печенюху, я снова разломала её и подбросила птичкам. Доклевав всё до последней крупинки, сизокрылые все, как один, резко взметнулись вверх, порханием крыльев вздымая мелкие опалые листья. Я уже собиралась уходить, как взгляд остановился на знакомой фигуре, целенаправленно направлявшейся ко мне. Я невольно улыбнулась. Женькин вид располагал к улыбке. Приветливый и благодушный. Он остановился возле меня и протянул мне из-за спины огромное облако сладкой ваты.

— Ух ты… — пробормотала я, растерявшись от подобного жеста. Но с благодарностью приняла угощение. — Спасибо. Это за что?

— Просто так, — ответил он, усаживаясь рядом. — Я тебя увидел ещё на входе в парк. Ты выглядела печальной, потому я решил поднять тебе настроение. А сладкое его поднимает лучше всего, это я тебе, как врач говорю. Начинающий, — с неуверенной улыбкой добавил он, а потом как-то зябко ссутулился и посмотрел перед собой. — Я… я слышал, что случилось с вашей с Марком матерью. Соболезную. Мне очень жаль, что я не смог попасть на похороны и поддержать тебя.

Не то, чтобы я ожидала там увидеть хоть кого-то, кто хотел бы меня поддержать… Но речь Жени меня растрогала, немного подтопив в сердце лёд, которым оно покрылось за три года.

— Ничего. Всё нормально.

И правда, я не обижалась на него. Во время похорон мне было попросту всё равно, кто пришёл, а кто — нет. Я мало на кого обращала внимание, в мыслях прощаясь навсегда с самым родным человеком, который у меня был.

— Выглядишь ты, кстати, хорошо. Очень хорошо.

Комплименты. Как же я от них отвыкла. Поэтому и не знала, что ответить на его слова, вогнавшие меня в краску. Я чувствовала примерно то же, что вчера, когда Влад предложил мне помощь. Неуверенность в подлинности его слов. Будто я была недостойна ни помощи, ни комплиментов, ни дружеского общения. Я так отвыкла от всего этого, что обычное человеческое общение было для меня в диковинку.

— Думаю, бывало и лучше, — смущённо произнесла я. — Но всё равно спасибо… — наверное. Да, наверное, «спасибо» — это то, что говорят в таких случаях.

Приятно улыбнувшись моей растерянности, Женька предложил вместе прогуляться. А я не видела причин ему отказывать. В конце концов, довольно редко мне выдавался шанс пообщаться с человеком, который не смотрел на меня сверху вниз. Который никак не выказывал своей осведомлённости о моём прошлом, и вёл себя со мной не как с психически больной. Он, как и обещал во время нашей последней встречи, рассказал о своей работе, и о том, почему выбрал именно физиотерапию, посвящая меня в некоторые интересные детали своей профессии. Ему даже удалось развеселить меня несколькими казусными историями, которыми он «запасся» во время учебной практики. Рот у Женьки не закрывался. Он болтал и болтал обо всём на свете, а я, медленно шагая рядом с ним, ела сладкую вату. Наверное, вкуснейшую в мире. И чувствовала себя легко и правильно. Когда мы обошли весь парк, то наткнулись на небольшую кафешку. Раньше в ней подавали мороженое. Клубничное, манговое, малиновое. Со вкусом виски или кофе. В этом кафе можно было найти мороженое самых вычурных вкусов, на любой манер. С Маришкой мы заходили в эту «мороженицу» едва ли не каждый раз по пути в художественный класс. Сейчас же «мороженицу» преобразовали в небольшой суши-ресторанчик. Туда мы и заглянули с Женькой.

Интерьер сильно изменился. Вместо воздушных розово-жёлтых оттенков царил титановый белый. Идеально ровные стены украшали панно гранатового цвета, обрамлённые чёрными деревянными брусьями, и картины с изображением гейш. Несколько столиков, тоже выкрашенных чёрной матовой краской, были заняты, но свободный найти было несложно. Устроившись с удобством за одним из них, мы изучили меню, лежавшее с каждой стороны стола, и подозвали официанта. Улыбчивый паренёк в чёрном фартуке принял заказ и скрылся за дверью кухни.