Когда мой телефон зазвонил, и на экране высветилось её имя, я заволновалась. Не случилось ли чего. Возраст у тёти Томы был почтенный, и она частенько жаловалась на боли в суставах, резкое ухудшение зрения и скачки давления. К счастью, поприветствовала она меня без нотки недомогания в голосе и заверила, что чувствует себя неплохо. Но всё-таки что-то настораживающее сквозило в её тоне.

— Тётя Тома, вы уверенны, что чувствуете себя хорошо? Если нужна помощь, я могу приехать. Хоть завтра.

— Ты, деточка, не волнуйся. Со мной правда всё нормально, только вот дети мои… Борька с Веркой… совсем уж считают меня старой да немощной, — тётя Тома прерывисто вздохнула. — Уж не знаю, как тебе это сказать. Настаивают они, в общем, чтобы я к ним переезжала да немедля. Дескать, и присмотр мне, и нескучно. Да только ж говорю — мне и с Евочкой-то нескучно. И вечером чаю попьём, и поговорим по душам, и помощь мне по дому. И ей-то со мной не тревожно. В общем, слушать отказы мои не хотят. Планируют меня к себе забирать, а квартиру продать уговаривают, чтоб подспорье мне какое-то денежное было… А я ж то понимаю, что пойти тебе здесь больше некуда. И как быть теперь не знаю…

Тётя Тома была не на шутку взволнована и рассказывала о своих семейных перипетиях, чуть не плача. Я же, пребывая в немалом замешательстве, с холодящей в сердце дрожью сознавала, что тётя Тома права, и я при таком раскладе действительно оставалась без крыши над головой. Но я ведь не могла, не имела права, идти семье тёти Томы наперекор. Старушка и так здорово помогла мне в своё время, и теперь моим долгом было сделать так, чтобы она ни в коем случае не чувствовала себя виноватой в сложившейся ситуации.

— Тётя Тома, единственное, что я могу сделать — это искренне поблагодарить Вас за то, что не отвернулись от меня…

— Да что же ты такое говоришь. Как бы я могла?

Прошлёпав босиком в гостиную, я упала на диван и подогнув ноги под себя, устало провела ладонью по лицу.

— Я думаю, что Вера с Борей правы. У детей Вам будет лучше. И проще. И веселее, — как можно более бодро сказала я. — Там Ваши внуки. Представляете, сколько времени Вы сможете уделить им?

Убедив тётю Тому, что она не должна жертвовать личным комфортом ради меня, я, не теряя времени, стала думать, как лучше поступить в данных обстоятельствах. Села за компьютер и на весь вечер выпала из жизни, выискивая подходящий вариант жилья для съёма. Вся загвоздка была в том, что квартиры в районе салона, в котором я работала, стоили дорого. Я не могла себе позволить платить за аренду однушки с ремонтом времён 90-х почти всю зарплату. А жильё подешевле находилось слишком далеко. Нужно добираться до метро только минут двадцать, и ехать на подземке несколько станций. То есть, на дорогу туда и обратно у меня уходило бы почти два часа. И всё бы ничего, если бы не мои фобии и комплексы, из-за которых качество жизнедеятельности значительно падало. Дорога из салона до квартиры тёти Томы занимала всего пять минут, и я всегда успевала прибежать домой до темноты. Когда же я представляла, что мне приходится добираться с работы по темну, с силой подавленная дрожь страха пробивалась наружу вновь.

«Не стоит падать духом», — сказала я себе. Встав из-за стола, я замаячила по комнате, ища выход из создавшегося положения. Я была уверена, что кто ищет, тот всегда найдёт. Просто теперь мне требовалось немного больше времени, и удача обязательно должна была мне улыбнуться.

Спустя какое-то время безрезультатных метаний на меня снизошла самая правильная мысль. Попросить на работе ещё неделю отгула, чтобы за это время найти подходящую квартиру.

Простодушно думая, что Элеонора Руслановна, хозяйка салона, радушно предоставит мне лишнюю неделю отпуска, я набрала её номер. Выслушала шефиня меня внимательно, да только это не означало, что она спокойно приняла мою просьбу. К концу моего монолога в трубке слышалось недовольное покашливание.

— Ева, — голос Элеоноры Руслановны неприятно черканул слух, — я и так была благосклонной по отношению к твоей ситуации. Мать заболела — я поняла. Потом похороны — я тоже вошла в твоё положение. Но это уже всё слишком, извини меня! Уже неделю на твоё место просится мастер, а я ей отказываю. Я теряю прибыль и клиентов, — она придержала многозначительную паузу, которая должна была сработать, как спусковой крючок для осмысления и принятия мной правильного решения. — Так что делай выводы. Или выходи на работу в среду утром, или рассчитывайся.

В среду утром… Сегодня был вечер понедельника. Чемодан мой был собран только наполовину, и куча недоделанной работы — в доме. Почему я не хотела доверять зачистку маминого имущества Марку? Не знаю… Возможно, занимаясь этим лично, я так прощалась с мамой и просила у неё прощения за то, что меня не было рядом эти три года. За то, что беда со мной так здорово подорвала её здоровье, что не приехала на её последний день рождения… Это была моя дань памяти маме. Я просто не могла оставить всё незаконченным и свалить обратно. Ещё и туда, где мне больше негде было жить.

— Я не успею приехать к среде, — сквозь ком в горле проговорила я, понимая, что моя работа в этом салоне закончилась. И мои планы по отъезду из родного дурдома были окончательно сломаны.

— Тогда прощай, Ева. Как сможешь приехать, зайдёшь за трудовой, — сказала Элеонора Руслановна, и, немного помолчав, смягчилась в тоне. — Без обид.

— Без обид, — кивнула я, но Элеонора уже меня не слышала.

Меня била мелкая дрожь. Теперь у меня не было работы, не было жилья. Мне некуда было возвращаться. Отложив телефон, я судорожным движением смахнула слезу, стекавшую по щеке. Что творится в моей жизни? Почему? Почему, чёрт?! Почему всё идёт псу под хвост? Снова! Охваченная злостью, я резко встала с дивана и с размаху швырнула плюшевую подушку в стену, вымещая на ней всю досаду и злобу, подымавшуюся внутри груди. Не давая рыданиям вырваться из груди, зашвырнула и вторую. Пролетев правее намеченного, она снесла стеклянную вазу с тумбы под окном, и та с треском разбилась о деревянный пол.