— Не хотите перекусить? Заодно можем пообсуждать, какие пытки лучше всего подойдут для Моны.

— А куда вы хотите поехать?

— В «Бенс Чилли Боул». Я два года мечтала о полукопченых сосисках «Бенни». — Мейс откинула крышку пассажирского сиденья. — Запрыгивайте.

— У меня нет шлема.

— Ну так не падайте на голову. Моя страховка наверняка истекла.

Через несколько секунд «Дукати» с ревом вырвался на улицу.

— Значит, вы только вышли — и сразу стали путаться с убойным отделом?

Они сидели за стойкой в переполненном легендарном «Бенс Чилли Боул» рядом с театром Линкольна на Ю-стрит. Рой принялся за свой острый хот-дог, заодно слизнув с пальца горчицу.

— Я ни с кем не путаюсь. Просто занимаюсь акклиматизацией во внешнем мире.

Мейс неторопливо откусила кусок полукопченого хот-дога, медленно прожевала и облизнула губы. Потом набрала горсть картошки фри с сыром и чили, обмакнула в кетчуп и засунула в рот. Ее лицо выражало глубочайшее удовлетворение, и Рой ухмыльнулся.

— Хотите сигарету?

— Возможно.

— Тюремная еда — полный отстой, верно?

— Он самый.

— До сих пор не могу представить, что кому-то понадобилось убить Диану.

— Вы были так близко с ней знакомы?

— Я работал с ней почти два года.

— Это еще не значит, что вы ее знаете. Бывали когда-нибудь у нее дома?

— Дважды. Один раз на официальной вечеринке, месяца три назад, и один раз перед моим приходом в фирму. Она руководила наймом сотрудников.

— Трудный бросок?

— Не очень. Намного больше денег, чем я стою.

— Но вы же на почасовом конвейере.

— Нет, у нас не так.

— То есть?

— Не поймите меня превратно, я работаю полный день. Но в «Шиллинге» мы не ведем почасовой учет.

— Я думала, все юристы так зарабатывают деньги… Как в книжках Гришэма [185] .

Рой покачал головой.

— Мы работаем по договорам на обслуживание. Сложные клиенты с глубокими карманами предпочитают именно такой вариант. Мы знаем, на что будет похожа загрузка, они знают, что им надо, и платят за это. Фирма делит добычу и награждает людей за сделанную работу и принесенные контракты. Никаких сюрпризов. И это намного эффективнее, чем выдаивать клиентов досуха.

— А если вы столкнетесь с чем-то непредусмотренным?

— Мы подписываем соглашения о включении этого в счет. И потом получаем больше денег.

— Судебные разбирательства или сделки?

— Сделки. Судебные разбирательства мы передаем другим фирмам, но в договоре прописана наша ответственность за надзор.

— И сколько же вы зарабатываете?

— Это закрытая информация.

— Если б она была общеизвестной, я не спрашивала бы.

— Я уже сказал, больше, чем стою.

— Отец говорил, что юрист — благородная профессия.

— Она бывает такой, но не для каждого.

— Ага, я тоже ему не поверила. — И Мейс разом прикончила остаток своей сосиски.

Позже, когда они уже вышли на улицу, Рой спросил:

— Так чем вы теперь собираетесь заниматься?

— Сегодня вечером у меня встреча насчет работы.

— Какой именно?

— Ассистент-исследователь.

— Не могу представить вас в белом лабораторном халате и с очками на цепочке.

— Нет, тут другое. Этот профессор занимается изучением городских проблем. Судя по всему, в тех частях города, которые я знаю. По крайней мере, неплохо знала раньше.

— В криминально опасных?

— Бинго.

— И кто этот профессор?

— Эйбрахам Альтман.

— Отец Билла Альтмана?

— Кто такой Билл Альтман?

— Он работал в полиции, когда я был адвокатом. Старше меня, лет сорока пяти. Хороший юрист. Один из тех самых благородных профессионалов.

— Я не знала, что они родственники.

— Эйб — профессор в Джорджтауне и купается в деньгах.

— Тогда это точно он. Сестра сказала, он вроде бы миллиардер, но деньги не зарабатывал.

— Верно. Так вы с ним знакомы?

— Я как-то помогла ему.

— Но вы не знали, что он богат?

— Это не влияло на то, с чем я ему помогала. Так откуда же он взял свои деньги?

— Родители Эйба жили в Омахе через улицу от одного молодого парня, который решил открыть свою инвестиционную фирму. И они вложили все свои деньги в этого человека.

— В Омахе? Неужели вы говорите о…

— Ага. Оракул Омахи, Уоррен Баффетт [186] . Похоже, родители Эйба продолжали вкладывать в него деньги и полученные прибыли, пока не стали крупнейшими акционерами «Беркшир Хэтуэй». Они умерли через десять лет, и к этому моменту, полагаю, их доля перескочила за миллиард долларов, даже после уплаты налогов. Все досталось Эйбу — он был единственным ребенком.