Но в следующий момент он откидывает юбку моего платья и усаживает меня прямо на... Да, я же без трусов. Подпрыгиваю, едва его коснувшись, но сила тяжести снова опускает меня на обнаженный стоячий член. Упираюсь всеми точками и вскрикиваю, боясь дотронуться до опасного штурвала, который совсем рядом со мной.

— Что ты делаешь, блин, Эд?!

— Автопилот включен, если ты об этом. А я хочу успокоить тебя, такую напуганную, прямо сейчас.

Успокоить?! Это называется «успокоить»? В кресле первого пилота, на высоте тринадцати несчастливых километров?!

Но пока я соображаю и дергаюсь, он приподнимает меня за талию и аккуратно насаживает на себя полностью. Сейчас, похоже, его бесконечный орган не только рядом с печенью прошел, у меня даже дыхание перехватило и глаза выпучились. Короче, мне сразу стало ни до чего, такой кол в меня всадили. Но, вроде, не больно, сока хватает.

Пытаюсь подобрать наиболее подходящий к ситуации угол тела и ног. В любом положении ведь меня на себя насаживает этот любвеобильный мачо — и лежа, и сидя, — нет у моего тела безопасной стороны, получается. Наверное, и стоя скоро попробует, и на ходу тоже догонит и протаранит, причем с любой стороны, словно я одинаковая с любого края, как юла.

Я, вроде бы, смотрю вперед, пытаясь уследить за линией горизонта, чтобы она опять не убежала, случайно или нет, чтобы сразу отреагировать. Но земля для меня быстро отходит на второй план, потому что я с воодушевлением начинаю помогать процессу моего успокаивания. Жаль не нахожу опору для ног — не дотягиваюсь, а в приборную панель со штурвалом упираться не решаюсь. Зато выгибаюсь назад и трусь спиной о рельефную грудь мужчины, а руками то быстро глажу его мощные бедра, то отталкиваюсь от них.

Эдуард иногда трогает мои полушария (бюст); это обжигающе-прекрасные прикосновения, от которых соски встают торчком. Я видела когда-то в фильме про древних викингов женские статуи на носу их кораблей, и чувствую себя сейчас такой передней частью корабля, рассекающего пространство грудью вперед.

Мужчина учащает свои усилия по поднятию и опусканию меня, словно моим весом себе мышцы накачивает — может быть, бицепсы. А может «крылышки», как я их называю, которые мне у него так нравятся — по бокам его торса, а у меня их нет даже в зачатке. Догадываюсь, что он не может сейчас остановиться, наверное, даже если бы захотел. Шепчет мне попеременно, какая я красивая и страстная. Во мне все поет; из горла то и дело хочет вырваться победный вопль древних индейцев, но я шиплю, как змея, сдерживая голос. А еще дрожу, предчувствуя разрядку.

Он пылко целует меня в щеку, в ухо, шею, не дотягиваясь до приоткрытых губ. Наконец, мои ноги как-то внезапно ослабевают, я вся делаюсь мягкой и нежной, как подтаявшее эскимо на палочке. Мне очень хорошо. Улетаю куда-то. И тихо блаженствую с закрытыми глазами. Слышу за спиной его не то стон, не то рычание. И чувствую нашу общую горячую влагу между ног, наше будущее.

Стучат в дверь. Я спускаюсь на пол в сантиметре от штурвала. И вижу в лобовом стекле, прямо по курсу толстый край облаков, как мохнатое серое одеяло.

Оборачиваюсь на Эдуарда. Он улыбается, а значит, все будет хорошо.

А вот его штанами теперь, наверное, можно будет только полы помыть? Хотя нет, смотрю — он их, видимо, низко приспускал, и теперь, когда натянул вместе с боксерами — даже не сильно мятые. Вот же опытный, аккуратный какой! А я без белья, в мокром и мятом платье; ну что за наказанье! Не могу бедра разжать и мечтаю доковылять до туалета. Хоть и мимо всех этих мужчин.

— Можно! — громко разрешает войти Эд.

В кабине появляется старший летчик и сразу идет к своему креслу. А из-за двери высовывается голова охранника Максима и вроде как виновато сообщает:

— Там с Ярославом Алексеевичем проблема.

— Что?!

Эдуард шустро выскакивает за дверь. Я протискиваюсь за ним.

— Где он? — слышу впереди его голос.

Несколько мужчин указывают на дверь в туалет, куда я так стремилась. Стону сквозь зубы.

— И что? Давно он там?

Я стою, держась за свое кресло, не решаясь сесть и не слишком прислушиваюсь к дальнейшему обсуждению. Летчик с дипломом находится за штурвалом, самолет не трясет, не качает и не заваливает свой нос в сторону планеты, — значит, все в порядке, и можно начать приходить в себя. Не слышала, что сказал брату Эд, но тот вдруг начал орать из-за двери:

— Ну ты оборзел совсем! Уже не просто девочку у меня увел, а законную жену. И пока вы там трахаетесь в каждом углу, как кролики, можно мне хотя бы спокойно подрочить, глядя на ее фотографию, без твоих нравоучений?!

Честно говоря, у меня стыд шевельнулся в груди, или даже совесть. Концентрация тестостерона в этом маленьком салоне очевидно зашкаливает, из-за присутствия стольких горячих молодых мужчин, которым особо нечем заняться. А я здесь уже который час единственная и очень занятая женщина, как красная тряпка перед быками. Мне немного жаль незадачливого младшего Ястребова.