Шрифт:
Эд вдруг приложил ухо к двери, прислушиваясь. Потом говорит:
— Где телефон Марии?
Макс уверенно тянется рукой взять гаджет с места, где я его оставила — в уголке кресла. Но его там нет — мне видно с моей позиции стоя. Охранник резво принимается искать его поблизости, обшаривая все, потом на полу, встав на колени и багровея лицом. Телефона нигде нет. Моего телефона, возвращению которого я так радовалась!
— Ярик здесь был? — кивает на мое кресло Эд.
— Нет! То есть, — вдруг смущается секьюрити, — один раз, получается — да. Когда самолет носом клюнул. Ярослав Алексеевич был не пристегнут, и его утянуло в проход.
Эд взглядывает на меня, и я с удивлением замечаю в его лице какую-то трогательную беспомощность. Но я моргнула, а ее уже и нет; на его волевом лице видна одна кривая усмешка:
— Ну, вот, прокололся перед девушкой, не удержал ситуацию. Считай, лапши ей на уши навешал. Я разочарован, Макс.
Он тут же переключается на обдумывание чего-то. Потом сильно ударяет кулаком по двери и неожиданно говорит вкрадчиво, ласковым голосом, от которого у меня опять волосы на голове встают:
— Яр, ты же меня знаешь, я сейчас дверь снесу. Лучше выходи сам. Раз.
Пауза.
Вместе со словом «Два» дверь открывается, Ярик выходит, как в чем ни бывало, ни на кого не глядя.
Эдуард преграждает ему путь:
— Телефон давай!
Ярослав поднимает глаза к потолку, демонстрируя вынужденное смирение и одновременно иллюстрацию пословицы «У сильного всегда бессильный виноват». И достает из своего кармана мой телефон. Протискиваюсь к несостоявшемуся мужу и выхватываю свой гаджет. Не оставлю его теперь ни на секунду, нигде. Раскрываю и вижу в вотсапе несколько свежих удаленных сообщений. Эд склоняется над экраном рядом со мной.
— Вот же гад, — слышу. — Пошли, — оборачивается от к брату и тащит его, ухватив за плечо, в хвост самолета, туда, где остались мои пострадавшие трусики, которые я чуть позже собиралась незаметно выбросить и вообще прибраться там.
Они закрываются в том месте, где совсем недавно мы с Эдом любили друг друга. Как он вытрясает информацию из Ярослава? Буквально держит за ноги и трясет вниз головой, вправляя мозги? С него станется.
Наконец, выходят помятый, не поднимающий глаза от пола Ярик и мрачный и натянутый как струна Эд.
— Сколько нам еще лететь? — спрашивает старший, едва не рыча, у второго пилота, выглядывающего из дверей рубки.
— Почти семь часов, Эдуард Алексеевич.
— За час до подлета запроси другой аэродром, можно на соседнем острове, все равно какой. А сейчас всем есть и спать.
Но ко мне это не может относиться. Я несколько раз посещаю комнатку для уединения, переодеваюсь и, наконец, успокаиваюсь. Для нас оперативно организован подогрев блюд, доставленных перед вылетом из ресторана. Пахнет очень вкусно. Стюард разносит каждому на подносе красиво сервированное мясо по-французски. Мне на десерт достается шарик мороженого, нарезанные дольками фрукты и сок-фреш, а мужчинам — пиво и минералка.
Мне нужно как следует подумать обо всем, что происходит. Но пока никак не удается. Столько событий, столько эмоций и сильных ощущений внезапно появилось в моей жизни, что я предпочитаю им не сопротивляться, на время положиться на судьбу, довериться ей.
Бросаю взгляд в иллюминатор и вижу завораживающее зрелище – закат солнца из-под облаков.
Нереальные цвета. И красиво, и страшно до жути. Как будто угли гигантского костра прямо под крылом или остывающая лава в жерле вулкана. Просто ад. Фотографирую на память.
Получив еще одни яркие эмоции, опускаю шторку. Вторую часть перелета я сладко сплю в разложенном мягком кожаном анатомическом кресле.
И снится мне, очень предсказуемо, бескрайнее небо, в котором я — птица. Лечу себе все выше и выше в безоблачном небе, легко взмахивая крыльями, разглядывая далекую землю и нежась в солнечных лучах. Но потом что-то серое надвигается и не дает мне спокойно лететь, сдувает и трясет. И грохочет в ушах, и на мгновение слепит глаза, и я вдруг сквозь сон вспоминаю: туча!
Глава 11.
Открываю глаза и приподнимаюсь. И тут же сон как рукой снимает от происходящего вокруг. Самолет дрожит и ощутимо подпрыгивает так, что, наверное, на ногах устоять сложно. Стекла иллюминаторов с обеих сторон салона заливает дождем и иногда ярко освещает ослепительно-белым светом молний. Грохот, раздавшийся почти одновременно с последней вспышкой, заставляет меня вжать голову в плечи и вцепиться в кресло.
Успеваю заметить, что Эдуарда в салоне нет, и тут же освещение начинает моргать, а потом и совсем гаснет. Кроме серых иллюминаторов, поначалу различаю только дежурные лампочки над каждой из дверей. Конечно, я слышала, что современные самолеты выдерживают даже прямое попадание молнии. Но испытывать, правда ли это, совсем не хочется.