Тишина давила. Она растягивалась, как тетива взведённого лука. Я ощущала кожей, как изгибаются её плечи, как стрела мелко дрожит на хрупкой полочке, как острая нить вгрызается в пальцы лучника, заставляя его задержать дыхание, приложив тонкую леску к щеке.

А потом на одном выдохе отпустить её, разрезая воздух незримым росчерком.

Стрела сорвалась, и тишина рухнула. Осыпалась к моим ногам битыми стёклами. Я почувствовала, как за спиной закрылись тяжёлые двери, а по залу скользнул первый, яркий и чистый луч света от восходящей на западе, прямо передо мной, звезды. Едва выглянув из-за навершия стен, она озарила помещение мерцающим маревом, растеклась молоком по гладким плитам и высеребрила неровный круг света в самом центре зала. В тот же миг, казалось прямо из воздуха, на другом конце храма возникли члены королевской семьи. Не все. Только мужчины. Владыка, Дарт и Деспил. Они начали свой путь от противоположной стены, а я, выдохнув напоследок, мерно пошла им навстречу. Прямиком к манящему звёздному свету в центре храма.

Шаг, другой, десять, двадцать… Я не смотрела по сторонам, не смотрела под ноги, не смотрела даже вперёд. Я просто шла, позволяя ногам самим отнести меня туда, где сейчас было моё место. Дойти до сияющего круга. Остановиться на самой его кромке, едва не задевая свет кончиком чёрных туфель. И ждать. Недолго.

– Харх наэт шан дэс ортос марон? Харх митрум фраэт сар?

Я подняла глаза на Владыку, за спиной которого стояли его сыновья. «Кто пришёл сегодня к звёздному свету? Чьё имя должно отпечататься на этих камнях?» Церемониальная фраза на хархатхе. Малопонятная, но скрывающая в себе столько смысла, что над этим даже страшно было задумываться. Как и над всем остальным в подобных обрядах.

– Рах марум Савелия. Трой на эрум яста эст.

Мой голос был твёрд и прокатился звонким эхом по заполненному демонами залу. Какая удача, что я знаю хархатх.

– Сортра. Сартрум. Саит-дар.

Серия коротких приказов, ослушаться которых сейчас почему-то представлялось кощунством. Я подняла голову, открыто глядя на мужчин в нескольких шагах от меня.

«Сортра» – я откидываю капюшон, позволяя волосам рассыпаться по плечам. Расстёгиваю застёжку мантии, и она падает на пол, замирая бледно-зелёным облаком.

«Сартрум» – делаю два шага вперёд, останавливаясь ровно в центре звёздного круга.

«Саит-дар» – преклоняю колени и опускаю глаза. Склоняю голову и застываю в самом центре зала причудливой скульптурой перед тем, кто теперь должен подтвердить свой выбор.

– Рат моссет дорэм кос эст яста?

Голос правителя затихает, а тишину в зале можно резать ножом. «Кто берёт себе эту женщину?» Мне нельзя поднимать глаза до тех пор, пока в звёздном круге не появится второе действующее лицо. Тихие, размеренные шаги прерывают паузу, и спокойный голос совсем рядом со мной произносит:

– Рах эст.

Я поднимаю голову и снизу вверх смотрю на принца. Он преклоняет передо мной колени и протягивает вперёд руки – раскрытые, ладонями вверх. У его церемониального костюма отсутствуют рукава. Длинный плотный жилет глубокого, тёмно-синего цвета. Лиловый пояс. Сартур на его правой руке нетерпеливо поводит кончиком хвоста. Стремится к своей паре. Я протягиваю принцу свои руки и аккуратно касаюсь пальцами его ладоней. От ощущения растекающейся по предплечьям Силы хочется то ли завыть в голос, то ли рассмеяться, до крови кусая губы и окунаясь в неожиданно-пьянящие ощущения.

Слова брачной клятвы срываются с моих губ легко, словно я зубрила их наизусть весь вечер, а до этого – всю жизнь. Деспил говорит одновременно со мной и, хотя я не вслушиваюсь в его фразы, боясь сбиться, но смысл сказанного странным образом остаётся в моём сознании.

– Рах марум Савелия…

– Рах марум Деспил…

– Саи мар эшма тэ. Саи нос рат ар. Саи гер дар сот.

Мы произносим это одновременно, и сартуры на наших руках оживают, скользят по запястьям, переплетаются в тугой узел, ластясь друг к другу. Смотреть на это почти стыдно – слишком откровенно, слишком интимно.

– Эс рах бас юном морте.

«И я его до конца жизни».

– Эс рах бас юном сай.

«И в ней теперь моя вечность».

Запястья обжигает пламенем, почти так же, как тогда, в камере. Но теперь я не кричу, теперь мне видна вся красота того, что происходит.

Сартур. В переводе с хархатха это значит «пришедший». Тот, кого могут призвать из бездны лишь высшие демоны. Не заставить, не поработить, нет. Только лишь попросить. Преклониться перед ним и принять в себя чуждую исполинскую сущность. Брак с благословения сартура становится нерушимым, его невозможно расторгнуть ни в одном мире и времени. Потому что сартуры живут вне времени и вне миров. Соглашаясь служить призвавшему, сартур становится его частью и частью его ассаи. Такую печать невозможно снять, даже отрубив себе руку, ведь она ставится не столько на тело, сколько на дух.

Все эти мысли возникают в моей голове словно сами по себе, мерно растекаются по задворкам подсознания, а я ощущаю, как жар с запястья перебирается на плечо, охватывает шею, скользит по позвоночнику и овладевает всем телом, вплоть до кончиков пальцев ног. Странно, но я не чувствую боли, хоть и готова к ней. Этот огонь не опаляет, он… будоражит. И, когда ящерки, намиловавшись, расползаются по своим местам, я вижу, что они изменились. Лиловые всполохи моего сартура отдают сочной зеленью луговой травы, а золотисто-зелёные прожилки змеи на руке Деспила переливаются лиловым и, совсем чуточку, алым. Странные несочетаемые цвета. Непостижимая первобытная гармония того, что никогда не должно было соприкасаться.