Шрифт:
Альбина Сергеевна грустно кивает. Так и есть.
А мы со Славой едем в торговый центр и перво-наперво направляемся за молочным коктейлем, болтаем о всяком, смеёмся, сегодня разговор клеится лучше. Иногда Слава наклоняется поцеловать меня в губы, легко и непринуждённо. Мне это больше по душе, чем слюнявые засосы. Приятно, даже щекотно слегка.
Когда идём по галерее с магазинами, Слава берёт меня за руку. Мы углубляемся в детский отдел, пока я смотрю удобные сандалии для Маруськи, он возвращается с платьем – красивым, но не особо практичным.
– Миленькое, - улыбаюсь.
– Я куплю, - заявляет вдруг.
– Не надо, не траться.
– Да мне не сложно. В подарок.
– Это на один сезон. Она сейчас быстро растёт.
– Ну, Алина, серьёзно, я хочу сделать что-нибудь приятное.
– Ты и так много делаешь. Постоянно помогаешь, ремонтируешь что-то у нас в квартире, возишь меня… - Вижу, как Слава хмурится, пока я тут выкатываю список его добрых дел.
– Я не делаю ничего особенного. Любой мужчина на моём месте делал бы то же самое, Алина.
«Не любой», - мысленно оспариваю.
– Ладно, - сдаюсь. – Но только это платье. Больше ничего не надо, Слав.
– Договорились.
Следующий магазин для меня, мне не хочется идти туда вместе со Славой, так что мы расходимся. Он в строительный, а я в женский.
Вот ещё, не хватало при нём нижнее бельё с платьями выбирать. Мы не на таком уровне отношений.
В душе осознаю, что если мы на него перейдём, то ещё очень и очень нескоро.
Набираю одежды и иду в примерочные. Они тут просто царские. Отдельные комнаты, просторные довольно, а не тесные клетушки, как обычно. Ещё и с дверьми, а не с занавесками. Закрывались бы вот только.
Вешаю сумку и пакет на крючок. Стягиваю платье через голову, чтобы примерить новое. Ног касается волна прохладного воздуха.
А когда смахиваю упавшие на лицо светлые пряди и гляжу в зеркало перед собой, дыхание перехватывает.
Там отражается призрак.
Призрак из моего прошлого.
– Здравствуй, Алина, - без тени улыбки произносит ГлавГад, и его руки ложатся мне на талию.
Вполне себе ощутимые тёплые ладони: материальные и настоящие. Жёсткие и сильные. И я дрожу, чувствуя, что близка к обмороку.
Контракт. Я заберу тебя. Глава 4
Пока я стою и пытаюсь не осесть на пол от шока, потому что коленки отказываются держать меня, ГлавГад утыкается губами в ухо и шепчет:
– Вежливость, где твоя вежливость, Алина?
Это как взрыв, как дежа вю… Сколько раз он упрекал меня в отсутствии вежливости и уважения. Поправлял… а я специально нарушала его приказы, потому что мне отчасти нравилось выводить его то и дело. Бесить и нарываться.
– З-здравствуй, - выдавливаю из себя.
А у самой горло сводит так, что из него еле выходят слова. Ком, мешающий и дышать, и говорить, просто гигантский.
– Здравствуй, кто? – Губы прикусывают мочку, и я дрожу.
Внутри мириады искр. Одно простое присутствие этого мужчины рядом, и я, блин, растекаюсь лужицей у его ног.
– Никто, - непокорно выдаю я.
– Ответ неверный. Я твой «хозяин».
Что? Что? Что?
Я задыхаюсь. Мне кажется, я в очередном странном сне. Но нет, ладони, сжимающие мои руки, заземляют. Это реальность. Сто процентов реальность.
– Только в своих мечтах, - бормочу невнятно.
– Нет, на бумаге. Ты подписала контракт.
– Он давно истёк.
– Никто не заявил о желании разорвать соглашение. Так что…
– Нет… он прекратил своё действие. Когда ты… когда тебя…
Он разворачивает меня к себе, а я не знаю, где нахожу силы сопротивляться, упираюсь ладонями в его плечи, чтобы отстраниться. Но Белоусов держит крепко, не отпускает.
Слёзы всё-таки вырываются из-под сжатых век, потому что я зажмурилась, чтобы не видеть его. Начинаю колошматить Богдана по плечам, не сильно бью, наотмашь. Вероятно, мои лёгкие шлепки не причинят ему никакого вреда, только забавляют, но я бьюсь, как мошка в паутине, и яростно шепчу:
– Я думала, ты умер… я думала, ты умер… ты… ты подлец… я думала, ты умер.
– А ты бы хотела, чтобы я умер? – раздаётся над ухом, когда он прижимает меня к себе, чтобы сжать в объятьях и прекратить трепыхания.
– Ты ещё и идиот, - всхлипываю, - и подлец… и ГлавГад всея страны. Нет, мира!
Шершавые пальцы обхватывают мой подбородок, чтобы запрокинуть голову и заставить посмотреть в глаза. Он прищуривается. В тёмных щелочках блестят бездонные зрачки. Они как омуты, как чёрные дыры, на краю которых нет ни времени, ни пространства. Вся моя чётко выстроенная Вселенная летит в тартарары.