– Вилетта… это брюнетка, которая накинулась на меня в том странном доме, куда мы ездили, ну меня ещё обвинили, что я якобы кого-то запустила в особняк через окно в туалете? И… я ещё видела её в отеле нашем.

– Накинулась? Чего ж ты мне об этом не рассказала?

– О чём? – говорю с иронией. – О бабских разборках? Не поделили мужика? Ну, вернее, я думала, это она не поделила, а оно вон как вышло… оказывается.

Богдан кивает, потом усмехается.

– Тебе идёт светлый цвет волос, знаешь?

Немного в шоке от того, как легко он меняет тему разговора. Ещё и смущаюсь.

– Скорее вынужденная мера, но… спасибо.

– Наверное, тебе лучше пока оставаться блондинкой. Я сделаю новые документы для тебя. И новое имя. Выбирай, какое нравится.

– Мне нравится моё.

Богдан усмехается и отрицательно мотает головой.

– Исключено.

То, что рассказывает мне Белоусов, с трудом умещается в голове. Конечно, у него было время во всём разобраться, выявить виновных, найти причины и следствия, а я не могу проглотить такую порцию информацию за столь короткое время.

И эти его заявления о вынужденных мерах… о новых документах.

Покусывая губу, задаю вопрос:

– Ты… ты в начале сказал, что забираешь меня с собой. Что ты имел в виду?

– То и имел. Ты уезжаешь со мной. Отказы не принимаются.

– У меня … ребёнок.

– Знаю. Дочь.

Стреляю взглядом в ГлавГада. Он смотрит ровно, знал бы, что ребёнок его, так бы спокойно не сидел. Сказать сейчас или не сказать? Наверное, надо, но это всё усложнит ещё сильнее. И породит ещё большую зависимость от него. Он, конечно, узнает. Всему своё время… могу же я выиграть его ещё немного?

– Я её не оставлю, - сразу обозначаю, что это не обсуждается.

– Я и не предлагаю тебе этого делать. Возьмём с собой.

– И куда мы поедем?

– Подальше, Алина, возможно, за границу. Поживёте там, пока я здесь дела не закончу. Потом приеду к вам.

Как-то у него всё просто. А я что? Я опять буду зависима от мужчины? Ещё и не в знакомой стране? Без денег, без работы, без знакомых? Без знания языка? Ладно, английский, что-то на нём могу сказать, а если Сероглазый намерен увести куда-нибудь подальше? Например, в Латинскую Америку? Мне это не нравится, совсем не нравится.

– Зачем тебе это? Зачем тебе мы?

– Мне ты нужна. Хочу, чтобы рядом была.

– Хочу? Это очень странно звучит.

– Блин, а чего ты ждёшь? – взрывается ГлавГад. – Признаний в сладкой наивной любви? Их не будет. Я таких чувств не испытываю. И слов слащавых романтичных никому не говорил и не собираюсь.

Вжимаюсь в сиденье от силы его гнева. Губы Богдана кривятся. Он ещё и смеяться надо мной вздумал? Сама завожусь, чувствуя раздражение.

– Это я и сама знаю. Я не наивная провинциальная девочка.

– Тогда чего тебе надо?

– Уважения для начала, - взрываюсь следом. – Ты не можешь спустя два года заявиться весь такой из себя живой и невредимый. И говорить хочу то, хочу это… Я тебе не вещь.

– Между нами контракт.

Специально смеюсь погромче, чтобы его проняло, но, кажется, не работает.

– Ха-ха-ха… официально ты лежишь на кладбище. К чёрту твой грёбанный контракт. Но если так важно соблюсти условия, я заявляю о желании его расторгнуть. Это очевидно!

Кажется, я всё чётко сказала. Хочу выскочить из машины. Верх цинизма Белоусова меня окончательно выводит из себя.

– Алина, - хватает за запястье.

– Пусти, я не твоя собственность.

– Нет, - отрезает твёрдо. – Никогда и никуда не пущу.

– Не сейчас. Отпусти, говорю.

Мы боремся взглядами.

– Тебе нравится твоя работа? – внезапно спрашивает он.

– Это тут при чём?

– А премии, которые получаешь?

Вопросительно приподнимаю брови, постепенно догадываясь.

– А-а-а… так это твоих рук дело? Нам сообщили, что владелец сменился. И увольнение бухгалтерши тоже ты организовал?

– Она позволила себе лишнего по отношению к тебе. Мне такие люди не нужны.

– Надеюсь, она хоть жива?

– Алина, за кого ты меня принимаешь?

– За Богдана Белоусова, ГлавГада всея страны. Ничего не изменилось. Скупаешь фирмы, расширяешь влияние, делаешь что хочешь. Ты же не под своим именем действуешь?

– Конечно, нет.

– Но сути это не меняет, - тяжело выдыхаю. – Спокойной ночи, Богдан Сергеевич.

Вместо ответа он защёлкивает замки на дверях. Я остервенело дёргаю ручку.