«Ладно» – решил я, подзадоренный неудачей.

В следующий раз, начиная от самой Лавки писателей, мне удалось остановиться на одном образе, на сотруднике нашей лаборатории, Толе Костакове. Он, я точно знал, даже билет у него видел, вчера поздно вечером у ехал в Москву, в командировку.

«Пусть, – думал я, подходя к Садовой, – он мне встретится и попробует объяснить, чего это он не в столице, а прохлаждается в это время по проспекту».

Иду, соображаю, а у самого мурашки по спине – а, вдруг, и вправду его встречу…

День был хороший, солнечные лучи били в глаза. Я вниз, в тень перехода, со света вижу плохо. Мне по плечу кто-то – хлоп! И говорит голосом Костакова:

– Привет!..

Я задохнулся. Поворачиваюсь. Точно – он!

– Почему, – говорю здесь, а не в Москве?

А он, мол, ещё вчера ему позвонили прямо домой, и предупредили о несвоевременности его приезда. А билет сдать Костакову – так это он в двух шагах живёт от вокзала.

Да-а…

Вот так это у меня начиналось.

Ещё не раз и не два я проверял свой неожиданно открывшийся феномен на всяких, невероятных, казалось бы, встречах в подземном переходе под Садовой улицей. И получалось! Раз за разом. Постепенно это даже в привычку стало входить. До того дожил, что если мне хотелось встретиться, поговорить, то я его не искал по всему городу, не звонил, а уверенно направлялся к переходу, благо от нашего института до него рукой подать. Приходил, неизменно встречал, кого надо, говорил, о чём надо и возвращался назад.

Что интересно, каждая такая встреча происходила без какой-либо натяжки. Человек встречался со мной совершенно случайно, лишь исходя из его, а не мой, как мне иногда казалось, логики поведения и предыстории события. То есть я словно приходил к мысли искать его в переходе тогда, когда он там появлялся по своим каким-то делам.

Впрочем, механизм таких встреч для меня остался неразрешимым до сих пор.

За временем все мои сомнения и порой боязливые мысли и думы по поводу происходящего, как бы что со мной не случилось, притихли. Всё стало обыденным, а, значит, лишь нужным и в меру обременительным, когда не о том подумаешь и – встретишь, не более того.

Естественно, мне иногда хотелось продолжения и углубления эффекта. И получалось! Пока…

Сейчас не могу уж припомнить толчок к появлению у меня этой сумасшедшей, в принципе, мечты, переросшей в отчаянную надежду. Словно наваждения на меня сошло. И теперь вспоминаю о том с сожалением: ну, зачем, спрашивается, мне понадобилось испытывать свои способности несбыточным желанием?.. Может быть, я тогда поддался какому-то настроению, воспоминанию или был под впечатлением очередного письма от отца…

Было время окончания рабочего дня. По Невскому двигалась монолитная в своей строгости и целеустремлённости масса людей. Я шёл в ней и думал о своей маме. Она умерла, когда я был ещё мальчишкой. Образ её стал постепенно стираться в моей памяти, и мне она была ближе по оставшимся немногочисленным фотографиям. Правда, иногда появлялось такое состояние, когда я в подробностях вспоминал её лицо до чёрточек, слышал её голос, видел жесты. Но подобное случалось так редко, а в последние годы даже не вспомнить когда.

Я шёл и думал о ней. Во мне горела безумное чаяние встретить её в переходе, как встречал я многих до того… Кому-то это покажется сумасбродным, даже не пристойным. И они будут правы… Наверное, правы, а я – не прав. Но тогда, в толпе, подталкиваемый нетерпеливыми и сам раздражаясь медлительными людьми, я подходил к переходу со стороны Дома книги и желал увидеть маму.

Ещё сверху, ступив на пандус, я пытался что-либо рассмотреть впереди под тяжёлой балкой перекрытия. С неё стекали тонкие ручейки воды – шёл дождь. Мелкий, типично ленинградский. Народу спускалось в переход много, картина передо мной причудливо изменялась, так как многие были выше меня ростом, иные с зонтиками. Мой луч зрения пресекался, скрывая то, что мне хотелось увидеть.

И всё-таки мне удалось. Случилось мгновение, и я увидел…

Сердце стукнуло, в груди стало тесно. У второй колонны, подпирающей свод перехода, стояла женщина. Глаза её в полумраке сияли неземным светом. Она смотрела на меня и как будто звала или о чём-то просила.

В тот же миг что-то случилось впереди, и толпа передо мной, остановилась, перекрыв дорогу и не давая возможности увидеть мне женщину, которая могла быть моей мамой…

Я заметался за бесконечно широкими спинами, проталкиваясь вперёд, что-то выкрикивал, слёзы душили меня.

– Человеку плохо! – прозвучало передо мной.

Толпа колыхнулась, с трудом обтекая плотную группу людей около второй от входа колонны, где сейчас стоит ларёк и чем-то торгует. Я на негнущихся ногах, ничего не соображая, проталкивался к человеку, которому стало плохо. А вокруг все галдели, а кто-то тонким голосом выкрикнул:

– Она же… умерла!

И в ответ:

– Скорая не поможет…

Я с силой оттиснул первый ряд случайных зрителей, упал на колени и склонился над умершей женщиной.