Но уже секундой позже профессор показал, как это делается, проплыв по воздуху над раскрытыми от удивления ртами увидевших претворение услышанной нелепицы в исполнении.

Целый год, прежде чем чуткие весы отметили первые признаки давящей на них массы, курсанты лётного училища после получасовой психологической подготовки приходили в большой спортзал Шнова, прослушивали его лозунг и, руководствуясь его нехитрыми, по сути, пояснениями, пытались взлететь, подобно вольной птице.

Целый год Шнов говорил и показывал одно и то же. Одно и то же…

А ещё через четыре месяца, подстёгнутые выкриком; «– Летать способны все!» – вспархивали над полом и, дурачась от счастья, кувыркались по всему пространству помещения.

На полётных испытаниях все курсанты в индивидуальных и групповых упражнениях показали перед представительной комиссией поразительные результаты. А двое, наиболее подготовленные, надели скафандры и поднялись в космическое пространство и позабавили экипаж околоземной станции тем, что заглянули к ним извне в иллюминаторы…

Некоторые ариели, как они теперь себя называли, направились в созданное училище нетехнических полётов. И все они начинали свои занятия с курсантами свирепым и зычным кличем:

– Летать способны все!

И взлетали, что сразу убедить сомневающихся.

Только Шнов подал в отставку «по собственному желанию и состоянию здоровья».

А неофициально он признался председателю комиссии:

– Видите ли, они и вправду умеют летать, а я – нет.

– Как же это так? – удивился генерал и лукаво улыбнулся, мол, знаем скромников.

– А вот так. Меня во время обучения поднимал скрытый механизм. Как в цирке. А эти – летают сами! Главное было убедить, уж способности у людей беспредельны. Надо только подсказать…

Льётся людской поток по Невскому проспекту – изменчивый, цветастый и завораживающий как огонь. И я в этом потоке – атом создающий его. Атом, которому определено своё место пока у меня есть потребность пройтись по проспекту.

Но, дойдя до подземного перехода под Садовой улицей, я не вхожу в него, а, либо от Елисеевского магазина перехожу на противоположную сторону проспекта, к Пушкинскому театру, и у «Лакомки» перехожу улицу. Либо сворачиваю к кинотеатру «Молодёжный» и уж от него пересекаю Садовую.

Конечно, не всегда так было. Когда-то и я безбоязненно для себя пользовался переходом – удобно.

Да только однажды – разгорался весёлый весенний денёк – я неожиданно столкнулся в переходе со своим давним школьным другом. Мне тогда, при встрече, не показалось странным, что за несколько минут до того я думал именно о нём, о Вовке Лихолобове, вспомнив ни с того ни сего как мы с ним повздорили ещё в классе втором, а то и в первом. Как давно это было!.. Я уж и не помнил, кто кого обидел, и кто из нас после потасовки сидел под партой и плакал. А он сразу узнал меня, окликнул, напомнил о том случае – это ему от меня досталось.

Встреча наша получилась короткой. Я куда-то торопился, он спешил на поезд. Мы наскоро обменялись адресами. Он жил не то в Ярославле, не то в Мелитополе. Адрес я потом потерял вместе с записной книжкой, а он мне не написал. И мы расстались навсегда.

Случай меня позабавил и только: вот надо же только подумал о нём и тут же встретил.

Но о нём я сразу вспомнил, когда перед самым днём Победы шёл по Невскому, смотрел на яркий кумач лозунгов, флагов и транспарантов, думал о солдатах и о своей службе в армии, о моём друге и соседе по койке – Лёне Колесникове. На втором году службы он был принят в сборную страны по плаванию – брасс, а позже успешно выступил на Олимпиаде в Риме.

Я его не видел вечность – вот…

Он стоял в переходе и явно, как мне показалось, поджидал меня – массивный, широкогрудый, со значком заслуженного мастера спорта.

Его появление именно здесь и в это время объяснялось естественно и просто. В Ленинграде как раз проходили соревнования по плаванию, и он приглашён на них судьёй. В это утро у него появилось свободное время и он решил прогуляться по городу, по Невскому. А стоял в переходе, так рассматривал замысловатые афишки театра Комедии.

Мы обменялись ничего не значащими словами. Реплики. В том, что добросердечного разговора не получилось, виноват был я. Меня просто шокировал факт произошедшего: подумал и – встретил. В конце концов, я материалист, а не памятный герой Аверченко, который утверждал, что всё в жизни создано только для него: если он что видит, только это и существует в окружающем мире, а отвернись он – и ничего этого нет.

Поразмыслив и выждав недельку – дело необычное и непривычное, я уже сознательно решил проверить свою догадку о способности предопределения желанной встречи с нужным человеком. Замыслы, один другого невероятнее, а проще – нелепые, теснились в моей голове, не давая сосредоточиться. Кончился мой эксперимент ничем. Так ни на ком не остановясь, кого бы мне хотелось увидеть в переходе, я вошёл в него. И хотя чуть ли не открутил себе голову, поворачивая её во все стороны, никого знакомого не встретил, никто меня не окликнул.