— Мстислав, ты скрытно сие позади мои плечама взяши, — вздохнула девушка и поставила ногу на грудь мужику. Тот едва слышно застонал, и шевельнул рукой. — Ты решаши войну начати, дабы смуту посеяти, супротив меня народ подняти? Сам возжелаху правити?

Конезица покачала головой, поглядела на меня, а потом и на моих спутников.

— Ты еси зряч. Духов зриши, — протянула та, — И твои подможники тоже.

Я кивнул, бросив под ноги вторую стрелу, и ожидая продолжения, а конезица неспешно приблизилась ко мне ближе и притронулась к моей ране на живое. Она в раздумьи свела губы дудочкой и поглядела на кровь, окрасившую её тонкие пальцы.

— Не хочу вести тебя бо своему люду, до пока сама всё не узрю, посланец.

— А почему ты решила, я посланец? — с лёгкой усмешкой спросил я. — Я не назвался тебе раньше.

Конезица сперва нахмурилась, а потом улыбнулась.

— Сие не есть наш свет. Но ты не еси удивил себя, когда узреша меня в первы раз. Ты еси знал заведомо и ждаху нас. Ты еси ставил дозор. И ты еси людин, особливо учен. Я зретихо посланцев, коих встречаху моя мать. Они суть таки же. Не ликом, ни одёжей. Но речами и взорами. Дозволеши?

Я поморщился. Предложение было слишком длинным, и понять с наскока его получалось с трудом, но всё же смысл вполне вырисовывался: «Это не наш мир. Но ты не удивился, когда увидел меня в первый раз. Ты заведомо ждал наше появление. Ты оставил охрану. И ты ведёшь себя, как человек, специально наученный. Я видела послов, которых встречала моя мать, они такие же. Не лицом и одеждой, но речами и взглядом. Можно?»

Конезица притронулась к моей трости и снова озадаченно скривилась.

— Не есть колдунства бо твоею вещи.

— Не колдовские это вещи, — согласился я. Мне становилось всё интереснее и интереснее общаться с этой особой. Она строила из себя многоопытную королеву, а сама была ещё ребёнком. Не скрою, некая голубая кровь в ней ощущалась.

Конезица повернулась и махнула рукой. Из чуждого леса вышли три фигуры. Два дюжих молодца в кольчугах и девушка в такой же одежде, что и сама Огнемила, разве что сарафан был не красным, а серым, да полушубок на плечах девушки из обычной овчины. Парни при этом вели под узды по две лошади, снаряженные для поездки. Все эти трое, явно бывшие приближёнными, поклонились и застыли за спиной своей госпожи в ожидании приказов.

— Мы только хотети зрити, — произнесла княжна.

— А что мешает мне тебя убить или взять в плен? — усмехнулся я такой самоуверенности.

— Ты не сделаша этого по задне, и не буде делати потом. У тебя не есть подобны думы.

— Ладно, — ответил я, повернулся к своим и медленно отправился к товарищам, которые молча стояли и ждали. Только Настя что-то шептала над раненым, разливая рубиновый свет из-под ладоней, которыми дотронулась до живота солдата.

Ольга держала в руках картечницу, которую наконец-то смогла достать. Никитин стоял возле исковерканного трактора и помогал стоять испуганной потеряшке, которая всё норовила сесть на землю, так как ноги совершенно отказывались держать девушку. Немногим лучше была Аннушка, обнимающая с красными от слёз глазами карабин, словно сестрица Алёнушка на берегу пруда, в печали по братцу Иванушке. Штабс-капитан Баранов, который обычно был сосредоточенным и совал нос в каждое место, сейчас держал перед собой маузер и щёлкал предохранителем.

На их лицах явно читался немой вопрос: «Что собственно происходит, и что делать дальше?»

Я ещё раз оглянулся на княжну и после небольшой паузы произнёс.

— Занимаемся своей обычной работой и делаем вид, что их нет, и что это просто обычные гости из соседнего города.

— И трактора тоже нету? — спросила Ольга, указав рукой на останки паровой машины.

— Да, нету, — ответил я, позвал Никитина за собой, и мы подошли к останкам телеги и напавших на нас людей. Из троих террористов больше всего сохранилось тело того говоруна, который всё расспрашивал, да пытался мимо дозора пройти. Он лежал, уставившись стеклянными глазами в небо, и словно брезгливо морщился от его вида. Хотя, это могла быть игра моего воображения.

— Это, шеф, как нам теперь вещи домой тащить? — тихим голосом спросил у меня Сашка, но я не ответил. Я поднял с земли окровавленное оружие и принялся рассматривать. Небольшое, удобное, явно предназначенное для боя в городских условиях. Все механизмы интуитивно понятны, а вот надписи были незнакомы. Это не арабская вязь и не китайская закарючечная грамота. Это были буквы незнакомого вида. О значении цифр, находившихся на прицельной планке, которая совершенно не отличалась от таковой на маузере или винтовке, можно было только догадываться. Пальцы свободной руки легли на небольшой рычажок справа, и дёрнули его, отчего на траву упал патрон, обычный такой, с тупоконечной пулей калибра около десяти миллиметров. Точнее можно будет сказать, только измерив инструментом.

— Эт чё? — с любопытством спросил Никитин.

— Не знаю, — ответил я, пожав плечами, а потом направил оружие в сторону ближайшего толстого ствола сосны. Лесная поляна наполнилась быстрым треском.

— Около тысячи выстрелов в минуту, — растеряно вмешался Баранов. — Позволите? Я люблю оружие, особенно новодельное.

Я показал ему на второй валяющийся неподалёку образец. Не хотелось сейчас выяснять отношения с помогавшим нам человеком. Пусть берёт. Нам и оставшихся экземпляров хватит для составления отчёта. Остальное поднятое оружие я отдал Никитину, а сам подошёл к бесполезному прицепу трактора, вещи в котором уже перебирали мои спутники, и начал думать. До усадьбы идти пешком очень далеко, и даже если взять у дозорных лошадей, то толку не будет, кирасиры настолько тяжелы, что ни одна лошадь не снесёт. Хотя…