Быть у неё внутри. Чувствовать потоки крови, омывающие тело. Видеть то, что не дано увидеть никому другому…

Но она, как и прочие, просто помогла ему вылупиться из яйца. И на её месте могла бы быть любая другая. О, как страстно он желал этого… Не быть ребёнком своей матери. Пусть бы Томми одному досталась такая честь, раз уж он всё равно припёрся в этот мир. Пусть. А Крис бы звал мать по имени и наслаждался один её вниманием, её голосом, её телом.

— Эй-рин, — едва слышно проговорил он по слогам, прислушиваясь к дивному звучанию этого слова. Изнутри поднялась горячая волна, захлёстывая всё тело. Пальцы свело от желания притронуться к чёрным волосам, намотать их на кулак и оттянуть назад, чтобы оголить беззащитную нежную кожу на длинной и хрупкой шее.

— Крис, — Глава Ордена снова приблизился, прерывая его фантазии, — долго мы ещё будем здесь стоять?

— Да, сейчас, — Крис прищурил глаза и развёл губы в зверином оскале. Он уже всё для себя решил. Он поможет Стейну. Он откроет Ордену вход в подземелье, а потом, когда пророчество сбудется и в Регстейне не останется ни единого выжившего, станет единственным правителем подземелья. Тем, кому Эйрин никогда не сможет отказать.

Он сделает её только своей.

Крис прикрыл на мгновение глаза, избавляясь от последних угрызений совести. Дед, конечно, ему пообещал, что никто из ведьм не пострадает, но и Крис дураком не был. Он чувствовал каждой клеткой тела, что этот статный мужчина, подобравший его на окраине деревни, лжёт.

— Вон там, — Крис кивнул подбородком в сторону проёма, который скрывала высокая острая трава. Только умалишённый согласился бы ступить в неё, не подготовившись основательно к походу. Отчуждённые всегда тщательно собирались, прежде чем выйти из Регстейна: порезы, оставленные режущими травинками, заживали долго. Не помогали даже мази Тиры. Может быть, именно поэтому ведьмы и выбрали это место для входа в Регстейн? Чтобы как можно меньше желающих изведать тайны подземелья добрались до этих тайн.

Глава Ордена сделал еле заметное движение рукой, отправляя служителей к скале, но это движение заметили все. Мужчины тотчас же подсобрались, выпрямляя спину и распрямляя плечи. По одному они начали приближаться ко входу в пещеры, аккуратно ступая по высоким зарослям. Глава остался на месте. «Малодушный и трусливый человечишка», — подумал Крис, внимательно наблюдая за происходящим. Тянущийся всем сердцем к людям, он всё равно не принадлежал этому миру.

— Ай, — молодой парень, совсем недавно вступивший в Орден, прижал к губам ужаленный травой палец, с которого медленно сорвалась красная капля крови. Крис неосознанно повёл носом, ожидая почувствовать в воздухе привычный запах железа. Жизнь в Регстейне не назовёшь сказкой, и в некоторые моменты Крис становился подобен животному, использующему все ресурсы своего тела для выживания. Но здесь, на поверхности, где в нос били ароматы свежей травы, пахнущей мёдом, запах сырой земли и родника — его способности не имели значения. Запах человеческого пота перекрывал все прочие запахи, заставляя теряться в собственных ощущениях, от которых всё сильнее кружилась голова.

— Берси, — укоризненно произнёс Глава, снисходительно покачав головой, — я бы советовал тебе поостеречься и не оставлять следы своей крови около ведьминского жилища. Кто знает, какую пакость они в состоянии наколдовать?

Раненый паренёк судорожно передёрнул плечами, продолжая испуганно прижимать палец к губам. Ему было лет пятнадцать. И пусть членом Ордена Берси стал недавно, но в замке жил с детства: родители его с раннего возраста готовили к вступлению в Орден, и он знал, что слабость здесь не приемлют. Поэтому, переборов себя, он оторвал палец от губ и сделал очередной шаг к скале, стараясь не кривить лицо в болезненной гримасе, когда трава касалась голых лодыжек. Крис только хмыкнул: ему все эти парни казались мальчишками, которые только-только вылезли из-под материнской юбки. Он вспоминал посвящение Берси и тихонько посмеивался.

В тёмном зале было пусто. Крис несколько раз чуть слышно кашлянул, слушая, как звук этот, стукнувшись горохом о стены, эхом разлетается по огромной комнате. Волосы на руках встали дыбом, превращая кожу в гусиную: покрытую мелкими и противными пупырышками. Он оглянулся, ожидая ответа… Но ответа не прозвучало. В зале он был один.

Крис знал, что сегодня состоится Посвящение — обряд, превращающий служек в служителей, рабов — в свободных, потерянных — в имеющих дом, хозяина и цель. И сегодня один из тех, кто чистил овощи в замковой кухне, натирал до блеска полы и поддерживал огонь в камине, станет служителем. Ещё одна ступенька на пути к хозяину. Еще больше возможностей выслужиться перед Орденом. И вот на это Посвящение и хотел взглянуть Крис, всем своим звериным существом чуя, что не каждому даётся право пройти его. И неважно, кем был твой отец.

С Берси Крис общего языка не нашёл. Да и пытался ли? Смотреть на этого увальня, еле-еле переставляющего ноги, было жалко. Ещё жальче стало, когда глаза его полыхнули огнём, не принимающим, не примирительным. Берси — слуга самого Господина, сын Тайлера — первого служителя Ордена, тот, кто с детства обивает пороги замка… всё ещё оставался в тени. А Крис, которого за шкирку приволокли в замок, занял лучшую спальню, сидел за обеденным столом по правую руку от Господина и смотрел волчьим взглядом на каждого, кто пытался подобраться поближе, не важно, выведать ли секреты, раскрыть ли душу. Но откуда было знать этому глупому мальчишке, что Крис хозяину — родная кровь? Если можно назвать родной кровью того, кто и родственник тебе только на словах.

Сегодня должно состояться Посвящение, именно поэтому Крис оставил свою уютную кровать с синим балдахином и спустился вниз. На пути ему не встретилось ни единой души. И в зале пусто. Крис раздражённо вздохнул и принюхался. Совсем как зверь. Ноздри затрепетали, улавливая еле заметный запах, кислый запах возбуждения и страха. Так пахло ожидание. Так пах Берси. Крис прикрыл глаза и двинулся вперёд, повинуясь своим инстинктам. В Регстейне стоило к ним прислушиваться, если не хотелось напороться на стаю летучих мышей, разбуженных неосторожными шагами, если не хотелось поймать головой каменный дождь, сунувшись в давно заброшенные пещеры. Если хотелось жить.