327

* * *

Справился ли?

В новом опытном моторе, ради испытания которого и заварена, в сущности, вся каша, явно возник какой-то дефект. Какой именно — неизвестно. Но

выяснить это чрезвычайно важно. А чтобы выяснить, надо доставить мотор на

землю без каких-либо дополнительных повреждений. Дополнительные

повреждения здесь примерно то же самое, что посторонние вещества, подброшенные в пробирку, в которой происходит новая, специально изучаемая

химическая реакция.

Включить мотор на несколько секунд — дело нехитрое. И посадка будет «как

в аптеке» — на своем аэродроме. И никаких мало-мальски неприятных

последствий для летчика от этого не последует; даже похвалят, наверное. Скажут:

«Молодец». Но в раненом моторе за эти несколько секунд наломается столько

дров, что первоначальные повреждения буквально потонут во вновь возникших.

Слабое место конструкции останется загадкой.

А если, не трогая мотора, посадить машину с убранным шасси в заснеженном

поле, не долетев считанных сотен метров до аэродрома? Что тогда?

Тогда — аварийная комиссия. Письменное донесение. Ответы (тоже

письменные; они чем-то неуловимо противнее устных) на каверзные вопросы

комиссии: как же это получилось, что не дотянул? Все ли возможности

использовал? Своевременно ли оценил обстановку? Может быть, можно было, не

включая мотора, все-таки попасть на аэродром? (Прямого утверждения, что, мол, надо было включить мотор, со стороны лиц официальных, разумеется, не

последует. Это, махнув со зла рукой, скажет кто-нибудь из коллег.) В конце

концов, даже если дело обойдется без формальных взысканий — выговора в

приказе, снижения в классе или чего-нибудь в подобном роде, — моральной

травмы не миновать: «Не оправдал.. »

Перед испытателем встала сложная моральная дилемма, в которой техника и

этика переплетались так, что попробуй расплети!

При этом в отличие от большинства известных человечеству задач подобного

рода решать ее нужно было в течение максимум нескольких секунд. Героям

произведений художественной прозы полагается, стол-

328

кнувшись со сложной моральной проблемой, провести бессонную ночь, заполнить несколько пепельниц окурками, написать и разорвать добрый десяток

писем, а наутро поступить диаметрально противоположно тому, как было решено

в означенную ночь. Увы, вся эта роскошь летчику недоступна: на решение

отпущено несколько секунд, причем без возможности «передумать» в

дальнейшем.

И наш товарищ решил эту проблему.

Он посадил самолет «на брюхо» в снег, прошел сквозь строй всех

положенных в подобных случаях неприятностей, расстался, пусть временно, с

какой-то частью своего завоеванного годами летной работы реноме, но дал

конструкторам мотора возможность найти и устранить дефект. Не берусь назвать

точную цифру — сколько пилотов военной и гражданской авиации остались

живы или, во всяком случае, избежали аварий благодаря тому, что новый мотор

поступил в серийное производство без лишнего скрытого недостатка. .

Вся эта история произошла не со мной и даже не со знакомым мне летчиком, на далеком от нас аэродроме. Но, узнав о ней, я почувствовал, что

установившаяся уже в моем сознании этическая норма — во что бы то ни стало

тащить неисправную машину на аэродром — знает исключения. Как и всякая

этическая категория, при ближайшем рассмотрении она оказалась сложнее, чем

могло представиться с первого взгляда. * * *

Время шло. И каждый очередной случай спасения испытуемой машины из, казалось бы, безвыходного положения (а таких случаев, повторяю, хватало) укреплял мою веру в целесообразность, более того — обязательность подобного

образа действий летчика-испытателя. Исключения вроде только что

рассказанного лишь подкрепляли правило.

Но риск потому и называется риском, что не всегда оборачивается

счастливым концом. Бывало иногда и так, что, безрезультатно испробовав все

средства спасения машины, летчик уже не успевал спастись сам. И после каждого

такого случая, особенно в начале моей жизни в авиации, в душу (слаба

человеческая душа!) заползали сомнения: стоило ли отдавать жизнь, 329