Шрифт:
снижение и посадку, как обыкновенный планер. Подобный ракетопланер, получивший наименование РП-318, был построен небольшой группой
конструкторов во главе с Сергеем Павловичем Королевым и испытан летчиком-испытателем Владимиром Павловичем Федоровым.
Строго говоря, формально в то время В. П. Федоров еще не был
профессиональным испытателем: он пришел к нам на постоянную работу, так
сказать, насовсем, позднее, вместе с целой группой спортивных авиаторов, известных мастеров безмоторного полета: В. Л. Расторгуевым, С. Н. Анохиным, И. И. Шелестом, В. Ф. Хаповым, В. С. Васяниным.
Планер по отношению к самолету находится примерно в таком же
положении, как яхта по отношению к пароходу. Недаром на родине планеризма, в
Германии, он называется парусным самолетом — Segelflugzeug. На первый
взгляд может показаться, что полет на планере очень прост: в отличие от
самолета на нем нет ни двигателя, ни сколько-нибудь сложных систем
электрооборудования или гидравлики, ни многих других элементов авиационной
техники, требующих со стороны летчика неусыпного внимания и контроля.
Посадочная скорость планера очень невелика. Радиус и время выполнения
любого маневра также малы. Приборное оборудование кабины предельно просто.
Но в противовес всему этому выступает одно более чем существенное
обстоятельство: из-за отсутствия двигателя планер не может лететь
горизонтально. Он способен только снижаться. По крайней мере — в спокойном
воздухе. И для того чтобы, несмотря на это, продолжать полет, планеристу
приходится по интуиции, чутьем, шестым чувством — называйте, как хотите, —
угадывать в прозрачном, на глаз всюду одинаковом воздухе невидимые «лифты»
— восходящие потоки — и, используя их, набирать на своих безмоторных
106
аппаратах тысячи метров высоты или пролетать без посадки сотни километров, иногда к тому же по заранее заданному маршруту.
Недаром едва ли не все пилоты, отличающиеся особенно тонкой летной
интуицией — так называемым чувством полета, — оказываются бывшими
планеристами.
До того как заняться испытаниями РП-318, Володя Федоров отличился, летая
в составе воздушного поезда, когда пилотируемый им планер достиг небывалой
для безмоторного летательного аппарата высоты в двенадцать тысяч метров!
На такую высоту ни один подходящий для буксировки планера самолет того
времени затащить его не мог. Тогда вместо пары — самолет и планер — решили
поднимать в воздух тройку: самолет и два планера, соединенные буксирными
тросами последовательно, так сказать, цепочкой. Получилось нечто
напоминающее этажерку: первый планер шел за буксировщиком с превышением
в несколько сот метров, а второй — основной — планер, в свою очередь, имел
такое же превышение над первым. Но и столь хитроумным способом, требующим
предельной точности и согласованности действий всех трех летчиков, достигнуть
нужной высоты не удалось. Высота «этажерки» ограничивалась длиной
буксирных тросов, а удлинять эти тросы можно было лишь до известной
величины, определяемой условиями взлета. Тогда решили установить на
планерах лебедки, на которые и наматывать большую часть длины буксирных
тросов, Взлет и набор высоты до потолка самолета-буксировщика производился
на сравнительно коротких тросах, а затем пилоты обоих планеров
последовательно стравливали свои тросы с лебедок, осаживаясь благодаря этому
все дальше назад и (ради чего и была придумана вся эта хитроумная затея) все
больше вверх относительно самолета.
Формально, если разбираться в «приоритетах», ракетный планер выступает в
качестве не прямого, а косвенного предшественника реактивного самолета: все-таки с земли-то он взлетал на буксире, и в этом смысле его собственная тяга не
была для него основной.
Но не в этом дело. Подавляющее большинство великих изобретений
возникало не внезапно, а вырас-
107
тало на почве многих более мелких, вернее — частных находок и решений.
Поэтому полеты В. П. Федорова на ракетном; планере, так же как и полеты Г.
Я. Бахчиванджи на экспериментальном самолете А. Я. Березняка и А. М. Исаева, имеют самое прямое отношение к полетам наших первых опытных реактивных
самолетов, последовавшим через несколько лет.