В середине девяностых годов уроженец Будапешта, венский журналист Теодор Герцль, бросил в еврейское общество новый ло­зунг, который вскоре нашел бурный отклик не только в Австрии, но и далеко за ее пределами. С 1897 года произойдет перераспределение сил в духовной жизни австрийского еврейства (см. дальше, § 33 и сле­дующие).

В Западной Европе антисемитская реакция была направлена против данной уже евреям гражданской эмансипации, а в России — против эмансипации, ожидаемой со времени либеральных реформ Александра II. Ожидания оказались напрасными. Как внезапно пре­рвались общие реформы царя, освободившего крестьян от личного рабства, но не желавшего освободить Россию от рабства политичес­кого, так же быстро прекратились и частичные улучшения в положе­нии евреев. Уже в 70-х годах ясно обозначались здесь черты контрре­форм (том II, § 46). Решительная же победа реакции в момент воца­рения Александра III сопровождалась таким взрывом юдофобии, какого еще не знала новая Россия. Наряду с бюрократией, решавшей еврейский вопрос в канцеляриях, его стала решать темная народная масса на улицах; рядом с бесправием становится погром. Одновре­менно с западным антисемитизмом в его культурной оболочке воз­родилась русская юдофобия в неприкрытых формах гайдаматчины XVII века и полицейских репрессий времен Николая I.

Социально-экономические причины нового антиеврейского движения в России имели сходство с западными только в одном от­ношении: и здесь и там недовольство вызывалось быстрым «вторже­нием» евреев в христианское общество и в привилегированные про­фессии. Льготы, данные при Александре II еврейскому крупному ку­печеству, усилили конкуренцию в развившемся тогда российском капитализме: насаждении фабричной промышленности, строитель­стве железных дорог, учреждении банков и разных акционерных пред­приятий; льготы же евреям с высшим образованием вызывали кон­куренцию их с христианами в области свободных профессий. Разви­лась юдофобская пресса, поощряемая казенными субсидиями: «Но­вое время» в Петербурге, «Виленский вестник», «Киевлянин» и «Но­вороссийский телеграф» в провинции вели яростную юдофобскую пропаганду. «Новое время» пустило в ход крылатое слово: «Жид идет!» — тревожный клич о социальном росте тех, которые еще не­давно стояли вне гражданского общества. Эта же газета поместила на своих столбцах перевод памфлета немецкого антисемита Марра о «победе еврейства над германством» (1879) и не преминула указать, что такое же победное шествие Израиля совершается в России.

Столкновению на верхах общества соответствовала борьба интересов в низах. После освобождения крестьян массовый еврей пришел в более близкое соприкосновение с крестьянином, так как между ними уже не стоял прежний властелин деревни, помещик. Те сельские и городские евреи, которые раньше кормились около помещика («пориц») в качестве посредников по сбыту сельских продуктов, имели теперь дело также непосредственно с мужиком-земледельцем, ставшим хозяином своего труда. Скупка сельских продуктов в деревнях и на городских рынках, а также обмен их на городские товары производились в Западной России преимуще­ственно евреями, которые в своей массе все еще были прикрепле­ны к мелкой торговле в замкнутой «черте оседлости». Неизбеж­ные столкновения между производителем-земледельцем и торго­вым посредником приобретали особенно острый характер, когда сделки между ними совершались в содержавшихся евреями кабаках и крестьянский хлеб обменивался на еврейскую водку — позорное наследие польского панства и русского пьянства. Эта знакомая кар­тина Украины времен Хмельницкого и гайдаматчины только поли­тически изменилась при российском режиме, который почти не кос­нулся культуры раскрепощенного крестьянина и оставил его коснеть в невежестве, пьянстве и грубости нравов. В низах русского народа, на почве, еще насыщенной вулканическими силами старых страстей и предрассудков, всякая политическая «смута» должна была, как встарь, отозваться грозными подземными колебаниями, предвестни­ками катастроф. И катастрофа разразилась в момент, когда револю­ционный террор в России завершился цареубийством 1 (13) марта 1881 года.

Тут социально-экономические факторы сошлись с политичес­кими, усилившими официальную юдофобию того времени. Революционное движение, которое могло бы быть успокоено уступкою тре­бованию «правового порядка» или конституции, все более разгора­лось. К концу 70-х годов оно, натолкнувшись на полицейский «бе­лый террор», перешло в красный террор. Непрерывные покушения на жизнь Александра II создали в народе крайне тревожное настрое­ние. Участие группы радикальной еврейской молодежи в революци­онном движении вызывало гнев в правящих кругах: возмущались тем, что одаренная «льготами» еврейская интеллигенция бунтует против правительства. Крепло убеждение, что реформы вообще развраща­ют народ, который после одной уступки со стороны власти требу­ет дальнейших. Колебавшийся между уступками и репрессиями Александр II в последний год своей жизни склонился к «умиро­творению», и назначенный им министр-диктатор Лорис-Меликов должен был осуществить это примирение власти с обществом пу­тем «диктатуры сердца». Был намечен суррогат «конституции» в форме привлечения гласных в земстве к участию в законодатель­ных совещаниях. Но посреди этих приготовлений к компромиссу произошла катастрофа 1 марта 1881 года. В группе террористов, подготовивших убийство Александра II, оказалась одна еврейка, Геся Гельфман, игравшая второстепенную роль в деле: она содер­жала конспиративную квартиру как сожительница одного рево­люционера [9] . В полицейских сферах это заметили и сделали отсю­да надлежащий вывод.

На обагренный кровью престол вступил Александр III, неогра­ниченный монарх с ограниченным политическим кругозором. Чело­век старорусского склада, ревнитель православия и русской народ­ности, он разделял обычные предубеждения своего круга против ев­реев. Еще будучи наследником, он выдал награду известному аван­тюристу Лютостанскому, который поднес ему свой гнусный памф­лет «Об употреблении евреями христианской крови». Черпая из по­добных книг свои сведения о еврейской религии, будущий царь су­дил об экономической роли евреев по скандальному процессу постав­щиков интендантства во время русско-турецкой войны (том II, § 46). Других сведений о еврействе, по-видимому, не имел буду­щий властелин пяти миллионов евреев. Свое общее политическое вос­питание Александр III получил под руководством ярого реакционе­ра К. П. Победоносцева, бывшего профессора Московского универ­ситета, ставшего обер-прокурором Святейшего Синода. Препода­вая наследнику русского престола государственные науки, быв­ший профессор гражданского права успел укоренить в его уме на­чала гражданского бесправия. Победоносцев сумел внушить сво­ему питомцу представление об идеальном церковно-полицейском государстве, где православный русский народ не «развращен» про­свещением и политической свободой, боится Бога и царя, чужда­ется иноверцев и инородцев. Лозунг «Россия для русских» крепко засел в голове Александра III, который потом неуклонно прово­дил его в своей политике.

Недолго колебался новый царь после катастрофы 1 марта меж­ду противоположными советами своих сановников, из которых ли­беральная группа советовала дать стране умеренную конституцию, а реакционеры настаивали на сохранении строгого самодержавия и прекращении реформ. Победила партия «великого инквизитора», как потом называли Победоносцева. Составленный им царский мани­фест 29 апреля возвестил народу тоном небесного откровения: «Глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять». Царь призывал всех верных подданных «к искорене­нию крамолы, к утверждению веры и нравственности». Вместо евро­пейской парламентской конституции царь скоро даровал России кон­ституцию жандармскую: «Положение об усиленной охране» (август 1881). Этим актом предоставлялась администрации в столицах и во многих провинциях почти неограниченная класть: губернаторы и генерал-губернаторы получили право издавать исключительные за­коны, отменяющие нормальный закон, арестовывать и ссылать в Сибирь всякого гражданина, подозреваемого в «политической не­благонадежности», и вообще распоряжаться судьбою жителей по своему усмотрению. Эта великая хартия вольностей, дарованная по­лиции против граждан, впоследствии ежегодно возобновлялась осо­быми царскими указами, которые распространяли право админист­ративного произвола на все новые и новые губернии. Полицейская конституция 1881 года действовала непрерывно четверть века, до парламентской конституции 1905 года.

Цареубийство 1 марта толкало на путь реакции не только пра­вительство, но и значительную часть русского общества, напуганно­го призраком анархизма. Послышался обычный в эпоху смуты воз­глас: «Ищите еврея!» Все враждебнее к евреям становился тон пра­вых органов русской печати, в особенности газеты «Новое время». Тотчас после события 1 марта газеты этого сорта стали намекать на участие в нем евреев, и вскоре из южных губерний стали доноситься слухи об ожидаемых там «беспорядках». Какое-то зловещее броже­ние замечалось в низах русского народа, а с верхов чьи-то невиди­мые руки толкали народную массу на большое преступление. Таин­ственные эмиссары из Петербурга появлялись в больших городах юга России (Одесса, Елисаветград, Киев) еще в марте и вели с высшими начальниками полиции секретные переговоры относительно возмож­ного «взрыва народного негодования против евреев», причем наме­кали на нежелательность противодействия народу со стороны поли­ции. В вагонах и на станциях железных дорог стали попадаться фи­гуры великорусских торговцев и рабочих («кацапы», как их называ­ли на юге), которые говорили, что есть царский указ, разрешающий бить евреев в дни ближайшей христианской Пасхи. До сих пор не выяснено, какая именно организация вела в народе эту пропаганду погромов и насколько была причастна к делу тайная лига санов­ников под именем «Священная дружина», образовавшаяся в Пе­тербурге в марте 1881 г. для охраны особы царя и террористичес­кой борьбы с «врагами порядка» (в этой лиге, просуществовав­шей до осени 1882 г., участвовали, между прочим, Победоносцев и будущий министр Игнатьев); но что погромы были подготовле­ны и организованы, видно из того, что они почти одновременно вспыхнули во многих местах юга России и везде совершались по одинаковому шаблону, в смысле однообразия действий толпы и бездействия властей.