Австрийское правительство, во главе которого долго стоял граф Таафе (1879-1893), не поощряло антисемитского движения, а по вре­менам даже противодействовало ему, заставляя прокуратуру привле­кать к суду наиболее дерзких подстрекателей. Правительство, кото­рому приходилось балансировать между разнородными националь­но-политическими течениями, не могло допустить разжигания наци­ональных страстей. Император Франц-Иосиф, хотя и окруженный консервативными сановниками, не поддавался антисемитским влия­ниям; в новом движении его отталкивала не столько юдофобия, сколь­ко низкая демагогия, и он неоднократно выражал свое неудоволь­ствие по поводу антисемитских скандалов в парламенте и венской городской думе. Однажды император демонстративно покинул те­атр, когда там запели антиеврейские куплеты. Еврейским депутаци­ям, представлявшимся ему в разных местах, император заявлял о своей твердой решимости охранять их гражданские права. Поэтому Франц-Иосиф всегда пользовался популярностью в тех еврейских кругах, где в монархе больше всего ценили официальную внешнюю привет­ливость. Отношение императора и правительства Таафе к антисеми­тизму до некоторой степени обуздывало сторонников этого движе­ния, но не могло остановить его.

Агитация принесла свои плоды. В парламентах усиливалось вли­яние антисемитов. В 1891 г. им удалось провести в рейхсрат 13 депу­татов, из которых «прославились» Шенерер, Патай, князь Лихтен­штейн и Шнейдер. Те же лица большею частью состояли депутатами и в нижнеавстрийском ландтаге, т. е. являлись вершителями судеб не­мецкой Австрии. В этом ландтаге с его реакционным большинством царил необузданный антисемитизм. Юдофобские речи уличных аги­таторов вроде Шнейдера и Грегорика переходили все границы пар­ламентских приличий. Вскоре к этой политической банде примкнул человек, который перед тем причислялся к демократической партии и даже поддерживал дружеские сношения с еврейскими политиками: венский адвокат Карл Л юэгер (Lueger). Депутат рейхсрата и ланд­тага и гласный венской городской думы, Люэгер внезапно изменил своим прогрессивным принципам и сделался демагогом «христианс­кой Вены», мелкой буржуазии, искони мечтавшей об избавлении от еврейской конкуренции. Оратор-актер, он своими антисемитскими выступлениями добился популярности и сделался кумиром уличной толпы. Он нападал на еврейство, либералов и крупную буржуа­зию во имя идеи «христианского социализма». Свою демагогию Люэгер вел с особенным успехом в кругах городского самоуправ­ления. В начале 90-х годов антисемиты из партии «христианских социалистов» получили на коммунальных выборах 35 мест в вен­ской городской думе. Эта армия Люэгера наполняла коммуналь­ные собрания шумными скандалами, которые часто переносились на улицу.

Полного торжества в городском управлении достигли антисе­миты в 1895 году. На сентябрьских выборах этого года они, соеди­нившись с немецкими националистами, прошли в венскую думу в таком числе, что вместе со своими союзниками составили большин­ство гласных. Это большинство избрало Люэгера бургомистром Вены. Антисемиты ликовали: их вождь стал городским головою, пер­вым гражданином, хозяином столицы и может сделать с евреями что угодно. Но радость их омрачилась тем, что император отказался ут­вердить вождя партии скандала в его почетной должности. Фракция антисемитов в рейхсрате внесла запрос правительству о мотивах неутверждения выборов. Министр-президент граф Бадени дал совер­шенно объективный ответ: правительство не могло утвердить в зва­нии городского головы человека, поведение которого не дает гаран­тии в том, что управление городом будет вестись беспристрастно, деловито, на началах равноправия всех граждан. Несмотря на про­тесты антисемитов и поток ругательных речей с их стороны, рейхс­рат большинством голосов признал объяснения правительства удов­летворительными (8 ноября). Через несколько дней антисемитская дума демонстративно опять избрала Люэгера бургомистром, но в ответ на эту демонстрацию правительственный комиссар огласил тут же приказ наместника Нижней Австрии о роспуске городской думы. Скандалисты вышли на улицу, собрали толпу и устроили враждеб­ную манифестацию у императорского дворца, крича: «Да здравству­ет Люэгер, долой Бадени!»

Новые выборы гласных думы, произведенные в марте 1896 г., снова дали большинство антисемитам и их союзникам, и Люэгер в третий раз был избран городским головою. Теперь обе стороны, го­родское управление и правительство, были вынуждены идти на ком­промисс, чтобы выпутаться из трудного положения. Люэгер лично представился императору, и результатом этой аудиенции было сле­дующее дипломатическое решение: Люэгер откажется пока от зва­ния бургомистра, с тем чтобы дума избрала другого на его место из того же большинства; император утвердит нового кандидата, кото­рый, в сущности, будет подставным лицом Люэгера, а со временем и последний может быть переизбран и утвержден. Эта комедия была проделана. На место бургомистра был избран и утвержден в долж­ности книгопродавец-антисемит Штробах, а Люэгер был избран вице-бургомистром. Фактически же Люэгер стал хозяином думы, а Штробах служил для него только «соломенным чучелом», как ост­рили венцы, намекая на фамилию фиктивного бургомистра (ее видо­изменили в Strohmann). Скоро и чучело оказалось излишним: когда в 1897 г. венцы снова избрали Люэгера в бургомистры, он был уже утвержден без возражений.

Новая антисемитская дума показала свои когти. Она не допус­кала евреев на ответственные должности по городскому управлению, не давала еврейским купцам заказов на товары для городских учреж­дений; с прежними служащими или агентами из евреев обращались так, что они сами отказывались от своих должностей. Притесняли всячески еврейских торговцев, особенно иногородних, переселивших­ся в Вену из Галиции. Евреям, учащимся в городских гимназиях, от­казывали в освобождении от платы за учение в случае бедности. Была сделана попытка отделить в городских школах еврейских детей от христианских, но сооружению этого школьного гетто помешало правительство. Такие же репрессии проводились во всей Нижней Австрии, так как в ландтаге этой провинции орудовали те же ан­тисемиты.

В 1893 г. в Венском уголовном суде разбиралось литературное дело, имевшее связь с вышеописанным процессом Ролинга и пролив­шее новый свет на проделки темной компании литературных «юденшлегеров». Католический патер Декерт, напечатавший брошюрку о существовании ритуальных убийств у евреев и осмеянный депутатом Блохом в газете «Oesterreichische Wochenschrift», решил во что бы то ни стало доказать свою правоту. Он призвал на помощь темного аван­тюриста и ренегата Павла Мейера, еврея из Польши, который крес­тился ради хорошо оплачиваемой должности у лейпцигских христи­анских миссионеров и продавал свои раввинские познания заказчи­кам из компании Ролинга. За солидное вознаграждение Мейер вы­дал Декерту письмо, в котором говорилось, что он сам, Мейер, в юности был очевидцем ритуального убийства, совершенного в его родном городе Острове (Люблинской губ.) раввином и несколькими членами общины. Декарт решил напечатать в католической газете «Vaterland» это письмо, в котором были названы участники мнимо­го ритуального убийства. Патер торжествовал: письмо произвело впечатление, как свидетельство очевидца, бывшего еврея. Блох и ев­рейские деятели Вены решили разоблачить это мошенничество. Они разыскали названных в письме лиц в Острове и побудили их при­влечь к суду клеветника и его пособников. И вот во время разбора дела в Венском уголовном суде разыгралась трагикомедия. Главный обвиняемый, Павел Мейер, произведший на судей отвратительное впечатление, совершенно отрицал свою причастность к письму и ут­верждал, что никогда в жизни не выдавал себя за очевидца ритуаль­ного убийства. Декерт, которому, таким образом, брошено было об­винение в подлоге, фактически доказал, что именно Мейер является автором письма. Из судебного допроса выяснились проделки обоих обвиняемых: патер-юдофоб уговорил продажного выкреста сделать какое-нибудь сенсационное разоблачение по части «еврейских пре­ступлений», а Мейер составил для него заведомо лживое письмо, не предполагая, что оно будет опубликовано со всеми именами огово­ренных лиц и с именем самого автора. Темное дело раскрылось на суде с полною ясностью, и оба обвиняемые, а также редактор га­зеты «Vaterland» были присуждены к тюремному заключению и денежным штрафам, с обязательством опубликовать этот приго­вор в газете, напечатавшей письмо Мейера, и в более крупных вен­ских газетах.

Слабым противоядием против антисемитизма была деятель­ность «Союза обороны» (Verein zur Abwehr des Antisemitismus), ос­нованного в Вене в 1891 г. по образцу одноименного берлинского союза. Во главе венского союза стояли люди из высшей интеллиген­ции, преимущественно христиане: барон и баронесса фон Зутнер (из­вестная пацифистка), знаменитый медик профессор Нотнагель и не менее известный теолог, еврей Эдуард Зюсс, отказавшийся от звания ректора Венского университета после происшедших там антисемит­ских студенческих скандалов. По временам союз устраивал публич­ные собрания для протеста против антисемитских выступлений в рейхсрате и в ландтаге Нижней Австрии. Нотнагель и другие орато­ры громили «доктрину, вытекающую из самых низменных побужде­ний человеческой натуры». Старые идеалисты были, однако, бессиль­ны против таких доктрин, которые сильны именно своей связью с низменными сторонами человеческой натуры. Представители демок­ратической и социалистической партий слабо боролись с юдофоби­ей, и меньше всего это делали радикалы из евреев, забывшие о своем народе. Депутат демократической группы Ф. Кронаветтер (христиа­нин) иногда еще выступал с трибуны рейхсрата против антисемитиз­ма, называя его словами Бебеля «социализмом глупцов»; но вождь австрийских социал-демократов, еврей Виктор Адлер, высказался против обсуждения еврейского вопроса на интернациональном конгрессе социалистов в Брюсселе в 1891 г. (выше, § 5). В откро­венной беседе Адлер выразился, что антисемитизм работает кос­венно на социалистов, возбуждая мелкую буржуазию против круп­ной. Это значит, что и социализм глупцов полезен, как путь к со­циализму умных, хотя бы этот путь шел через преследование ев­рейских масс.

Около трех четвертей еврейского населения цислейтанской Ав­стрии сосредоточилось в Галиции и Буковине, где оно в период 1880— 1900 гг. выросло с 755 000 до 900 000 душ и составляло 12 процентов всего местного населения. Здесь евреи все еще занимали в городах положение торгового класса, в котором было гораздо больше бед­ных, чем зажиточных, а в деревнях стояли между крупным и мелким землевладельцем в качестве «поссесоров», или арендаторов. В поли­тическом отношении здесь все более дает себя чувствовать в эту эпо­ху промежуточное положение евреев между тремя нациями — нем­цами, поляками и русинами. При развитии политической жизни в стране евреи должны были решить вопрос, к какой нации причис­ляться, ибо их самих, как уже сказано, австрийский закон нацией не признавал. Обиходный язык галицийских евреев, идиш, не был вклю­чен в число восьми областных языков (Landesubliche Sprachen), кото­рые закон признавал национальными во всей монархии. При пере­писи населения евреи вынуждены были записываться говорящими либо по-немецки, либо по-польски и, таким образом, совершенно произвольно распределялись между чужими нациями. С 80-х годов полонизация усиливается на счет германизации в еврейском обще­стве. Как господствующий в Галиции социально-политический слой, поляки проявляли чрезвычайное усердие в деле полонизации руси­нов, с одной стороны, и евреев — с другой. Русинов, составлявших в Восточной Галиции (Львовский округ) компактное сельское населе­ние, трудно было ополячить; евреи же, которые в городах обеих час­тей Галиции (особенно в западной, Краковской области) были пере­мешаны с поляками, часто примыкали к ним вследствие политичес­кой и экономической необходимости. Эта ассимиляция была реаль­ностью в верхних слоях общества, в массах же она была номинальна и выражалась только в статистике, в причислении себя при перепи­сях населения к говорящим по-польски, а следовательно, к польской национальности*. Для поляков именно эта статистика была важнее всего, ибо от присоединения к ним еврейских масс зависело приоб­ретение десятков тысяч лишних голосов в пользу польских кандида­тов на выборах в рейхсрат, в галицийский сейм и в городские сове­ты. При поддержке евреев поляки могли получить тот политический перевес над немцами и русинами в крае, к которому они страстно стремились. Поляки терпели только тех евреев, которые служили их политическим или экономическим интересам, но жестоко преследо­вали всякое проявление национального сепаратизма и экономичес­кой конкуренции со стороны тех, которые не признавали себя про­стым придатком к господствующей польской нации.