Борьбу с антисемитизмом вела и германская партия социал-де­мократов, усилившаяся в 90-х годах и имевшая значительное число депутатов в рейхстаге. Одною из целей антисемитизма было, как из­вестно, отвлечение рабочих и мелкой буржуазии от революционно­го социализма. Для этой цели Штеккер, Беккель и Альварт пускали в ход различные демагогические средства, притворяясь друзьями пролетариата. Эту маску старалась сорвать с антисемитов социал-демократическая партия. Вождь ее, Август Бебель, в своих речах и в особой брошюре («Antisemitismus und Sozialdemokratie», 1894) дока­зывал, что «антисемитизм есть социализм глупцов». Реакционеры и шовинисты, говорит Бебель, натравливают немецкую трудовую массу на кучку еврейских капиталистов, чтобы отвлечь пролетариат от борьбы с капитализмом вообще, но такой обман не будет длитель­ным: рабочий, возбужденный против еврейского фабриканта, скоро восстанет и против немецкого, и в этом смысле антисемиты оказы­вают услугу социал-демократам. Не придавая еврейскому вопросу социального значения, социал-демократы не считали его и нацио­нальным вопросом: для них тоже еврейство не было нацией, ибо «на­ция без территории невозможна», а интернационализм марксистов делал их вообще равнодушными к национальной проблеме. Между­народный социалистический конгресс в Брюсселе (1891) вынес пори­цание «как антисемитским, так и филосемитским тенденциям», при­знав, что «для рабочего класса не существует соперничества и борь­бы рас или национальностей». Столь же безразлично было отноше­ние к еврейству со стороны еврейских членов социал-демократичес­кой партии. Один из влиятельных лидеров ее, ассимилированный еврей Пауль Зингер, состоявший членом рейхстага, ни словом не обмолвился там о еврейском вопросе, хотя антисемиты часто напо­минали об участии его в делах берлинской торговой фирмы «Братья Зингер». Трудно сказать, что больше огорчало Зингера в этих на­падках: напоминание о бывшем капиталисте или номинальном ев­рее. Разница была лишь в том, что ранее накопленным денежным капиталом Зингер пользовался для нужд социалистической партии, а духовный капитал своих предков он выбросил как ненужную ветошь.

Несмотря на все обличения, «социализм глупцов» продолжал развиваться в форме «глубокомысленных» философских систем. С такой системой выступил к концу XIX века представитель реакци­онных кругов, попытавшийся воскресить расовый антисемитизм Дюринга в «научной» форме. Онемеченный англичанин Густон Стю­арт Чемберлен издал в 1898 г. книгу под громким заглавием «Ос­новные положения XIX века» («Die Grundlagen des XIX. Jahrhunderts»), в которой свел всю историю культуры к борьбе двух противоположных рас — добродетельных арийцев и порочных семи­тов. Высшим и благороднейшим типом арийской расы являются гер­манцы, а худшими представителями семитизма — евреи; следователь­но, между этими двумя народами должна быть непримиримая враж­да. Семиты в лице евреев разложили древний мир, а нынешний homo judaicus портит homo europaeus. Разобщить эти две враждебные сти­хии, вытолкнуть еврея как инородное тело из европейского общества необходимо для торжества германизма. Неудобный факт еврейского происхождения Христа автор устраняет нелепым доводом, что в племенной смеси Галилеи он мог быть белокурым германцем. Пост­роенная на расовой теории Гобино и произвольных умозаключениях, книга Чемберлена имела успех в публике, питавшейся научными сур­рогатами. Его софистическая теория оказалась не лучше своего об­разца — «доктрины ненависти» Дюринга, сочиненной даровитым писателем в припадке злобы, но именно поэтому она имела шумный успех: ее приветствовали пангерманисты, милитаристы и реакцио­неры всех рангов. В 1899 г., когда книга выдержала несколько изда­нии, о ней говорили во всех салонах, начиная с императорского двор­ца. Вильгельм II рекомендовал ее для высших школ.

Тесная связь чемберленовской теории рас с прусско-юнкерской реакцией была очевидна и характеризовала упадок немецкого обще­ства на закате века, видевшего раньше иные проявления немецкого духа. Антисемитизм довел Германию до того, что она вступила в XX век с клеймом позора на челе — с средневековым ритуальным про­цессом. Перед Пасхой 1900 г. в прусском городке Конице был най­ден труп немецкого гимназиста Винтера, разрезанный на куски и раз­бросанный в различных местах. Сначала подозрение пало на немец­кого мясника Гофмана, с дочерью которого юноша находился в ин­тимных отношениях, но вскоре после ареста подозреваемого дело повернулось так, что в тюрьму попал и еврейский мясник Израэльский по обвинению в ритуальном убийстве. Этот поворот в судеб­ном следствии был вызван агитацией антисемитов в Конице и Бер­лине. Берлинская антисемитская газета «Staatsburgerzeitung» кри­чала в каждом нумере, что в Конице совершилось ритуальное убий­ство — дело рук еврейских сектантов, употребляющих христианс­кую кровь для своих религиозных таинств. Однако гнусная клевета не подтвердилась следствием, и через несколько месяцев евреи были освобождены, как был освобожден за недостатком улик и немец Гоф­ман. Не успев повлиять на ход судебного следствия, агитаторы-ан­тисемиты имели успех в другом направлении: в подстрекательстве толпы к самосуду над евреями. В Конице и соседних городах и селе­ниях померанской Пруссии буйная толпа бросала камни в окна ев­рейских домов и синагог и оскорбляла встречных евреев на улицах; были и попытки серьезных погромов, прекращенные вмешательством войск. Позже суд раскрыл много тайн в той преступной организа­ции, которая орудовала в коницком деле. Выяснилась, что группа журналистов из местных и берлинских антисемитских газет опуты­вала людей доносами и шантажами; некоторые предлагали свои ус­луги за деньги одновременно и евреям, и их врагам.

Антисемитизм был направлен против подъема евреев по соци­альной лестнице после эмансипации. В какой мере удалось ему уста­новить это движение вверх? Статистика последних десятилетий XIX века должна дать нам ответ на этот вопрос.

Рост населения. — В 1871 г. число евреев в Германии дос­тигло 512 000 (из них в только что присоединенной Эльзас-Лота­рингии числилось около 30 000), а в 1880 г. это число возросло до 562 000 [6] . Это десятилетие между началом осуществления эманси­пации и возникновением антисемитизма дало нормальный при­рост еврейского населения (почти 10%). Но в следующие десяти­летия прирост резко падает: в 1890 году в Германии числится 568 000 евреев, т. е. прирост составляет только 1,15% (против христианс­кого прироста в 9,27%), а в 1900 г. числится 587 000, что составля­ет прирост в 3,35 %. В этом сокращении роста сказалось прежде всего влияние антисемитического движения конца века: оно выз­вало ухудшение экономических условий и эмиграцию в Америку и другие страны, между тем как приток иммигрантов в Германию из России был остановлен прусским правительством (массовые из­гнания 1886-го и следующих годов). Была и естественная причина замедления роста населения: понижение рождаемости; с 80-х го­дов она падает среди германских евреев с 37 до 22 на каждую ты­сячу человек, между тем как христианские рождения сохраняют нормальную высоту (38 на тысячу). Все это привело к тому, что процент еврейского населения в Германии сильно понизился к концу XIX века. В Пруссии, например, евреи составляли в 1880 г. 1,33% всего населения, а в 1900 г. только 1,14%.

Переселение в большие города.—Две трети еврейско­го населения Германии находились в Пруссии (в 1880 г. — 363 000, а в 1900 г. — 380 000). В этом населении росла тяга в большие горо­да. В Берлине, где в 1880 г. жило 54 000 евреев, оказалось в 1890 г. 80 000, а в 1900 г. — 106 000, то есть за двадцать лет берлинская община удвоилась. Такое же явление замечалось и в других больших городах и промышленных центрах: Франкфурте-на-Май­не, Лейпциге, Кельне. В Берлин переселялись преимущественно из Познанской провинции, которая в ту эпоху все более теряла сво­их еврейских жителей: в 1880 г. там было 56 000, а в 1900 г. осталось только 35 000 евреев. Мелкие провинциальные общины в Герма­нии сильно сокращались вследствие переселения их членов в боль­шие центры, так что оставшейся горсти трудно было содержать свои синагоги и другие учреждения. Этому уходу из провинции содей­ствовало и антисемитское движение. В небольшом провинциаль­ном городе агитация антисемитов, призывы к бойкоту еврейских торговцев или даже к эксцессам часто находили немедленный от­клик, и личная безопасность заставляла евреев переселяться в боль­шие города.

Профессии. — Городским элементом германские евреи оста­вались и по своему профессиональному составу. Перемены произо­шли только в распределении их по городским профессиям. По пере­писи 1895 года это распределение представляется в следующем виде: в торговле были заняты 313 000 человек, или 55% всего еврейского населения, в индустрии и ремесле — 128 000, или 22%, свободными профессиями и общественной службой занимались 37 000, или 6!o %, на ренты или доходы с капиталов жили 80 000, или 14%, сельским хозяйством занимались 5 700 (1%), а в домашнем услужении находи­лись 1892 (0,3%). Таким образом, старая хозяйственная структура со­хранилась только в преобладании торговли над всеми другими про­фессиями, но это преобладание уже было понижено до размеров 55%. Выросло участие евреев в фабричной индустрии и в ремесле, хотя и здесь они больше являлись в роли работодателей (фабрикантов и содержателей мастерских), чем в роли рабочих. Совершенно но­вым послеэмансипационным явлением был значительный еврей­ский элемент в свободных профессиях: число адвокатов, врачей, инженеров, журналистов, учителей выросло до размеров, которые давали себя чувствовать в больших городах, где концентрирова­лась эта армия интеллектуальных работников. Лишь небольшая ее часть могла пристроиться на государственной службе, куда ев­реев допускали в гомеопатических дозах; большинство же зани­малось частной практикой или служило в учреждениях еврейских общин. Большое число рентнеров, живших на доходы с капита­лов, свидетельствовало о высоком уровне благосостояния среднего класса у евреев (14% против 8% у христиан). Что же касается сель­ского хозяйства, то один процент евреев против 28% христиан являет­ся только «тестимониум паупертатис» еврейской сельской культуры, обычной аномалией диаспоры.

Стремление к высшему образованию. — Свойственный старому культурному народу интеллектуализм проявлялся в эту эпо­ху в усиленном наплыве еврейской молодежи в германские высшие школы. Эти школы посещались евреями в числе, значительно пре­вышавшем пропорциональное отношение их к прочему населению. Это объяснялось прежде всего отсутствием общеобразовательных на­циональных школ, которых не могли заменить элементарные «рели­гиозные школы» в еврейских общинах, составлявшие придаток к си­нагоге. Еврейская молодежь получала свое образование в немецкой школе всех ступеней, и тут замечалось следующее явление: в то вре­мя как из ста учащихся христиан в Пруссии 94 довольствовались обязательным элементарным образованием и только шесть посе­щали среднюю школу (гимназии и реальные училища), из ста уча­щихся евреев около половины посещало средние школы, т. е. в восемь раз больше, чем христиане. В прусских университетах ев­реи составляли в 1895 г. почти десятую часть всех студентов, меж­ду тем как в стране они составляли лишь несколько более одной сотой части населения, — следовательно, и здесь они учились в десять раз больше христиан. (Тут, однако, нужно иметь в виду, что в 90-х годах значительную группу еврейских студентов составляли выходцы из России, учившиеся преимущественно в Берлине и Гей­дельберге.)

Смешанные браки и крещение. — Немецкая школа была главным фактором ассимиляции. За ним следовали браки между евреями и христианами, число которых сильно возросло в рассмат­риваемую эпоху. До 1880 года смешанные браки в Пруссии состав­ляли десятую часть всех еврейских браков, а в следующие годы они растут и в 1899 г. составляют уже пятую часть всех браков, т. е. на каждые 5 браков приходится 4 чисто еврейских и 1 еврейско-христианский. Сначала преобладали случаи женитьбы христиан на еврейках, а к концу периода участились случаи женитьбы евре­ев на христианках. В тех и других случаях дети обыкновенно при­числялись к христианам, и таким образом большая часть потом­ства пропадала для еврейства. Крайняя ступень ассимиляции, кре­щение, также дает в это время численное повышение: в Пруссии число крещений увеличилось за период 1880-1900 гг. в шесть раз (76 крещений в 1879 г. и 480 в 1900 г.). Совершенно не поддавались учету случаи крещения новорожденных по воле родителей, которые сами оставались в еврействе, а детям обеспечивали хорошую карье­ру приобщением к господствующей церкви. В новом ренегатстве пре­обладал вообще материальный расчет. Религиозная ассимиляция ста­ла орудием осуществления гражданского равноправия, как нацио­нальная ассимиляция служила раньше орудием его достижения. От­носительно первой вернее было бы употреблять термин «симуляция». Только в редких случаях евреи принимали христианство по убежде­нию, вследствие мистического настроения или крайней идейной по­следовательности в духе Момзена: если уж ассимилироваться и при­общаться к немецкой культуре, то надо идти до конца, ибо из этой культуры нельзя выделить ее христианский элемент. Впрочем, абсо­лютная величина крещений была незначительна: до 500 крещений в год на всю Германию (из них свыше половины в Пруссии), что при с лишком полумиллионном еврейском населении составляло неболь­шую дробь. Только в связи с повальной ассимиляцией и смешанны­ми браками, как подготовкою к отпадению потомства, это явление приобретало значение грозного симптома.