Я сделал паузу, чтобы допить вино, а потом изложил замысел:

— Тамошние вожди враждуют друг с другом уже долгое время. Небольшой отряд вооруженных европейцев во главе с отчаянным командиром мог бы помочь одной из сторон, а в замен получить власть. Пусть сперва и не явную.

Беньовский кивнул, давая понять, что понял ход моей мысли.

— Так вот, — закончил я. — Если бы некто пожелал осесть там и привести в цивилизованный порядок местные дела, я бы со временем помог ему припасами, которые невозможно вырастить на пальмах. Поставлял бы порох, свинец, оружие.

Я замолчал. Налил еще вина, выпил. Молчание длилось долго.

— Зачем это вам? — спросил, наконец, он.

Сколько уж раз я слышал подобный вопрос. И всегда приходилось сочинять в ответ небылицы. Но бунтовщику я мог сказать правду.

— Я не люблю империю в той же степени, что и вы, сударь. Только бороться с ней не собираюсь. Да нынче это и бесполезно, разве что лет через сто или двести. Но мы-то с вами живём сейчас и сейчас жаждем свободы. А за долгие годы раздумий я пришёл к выводу, что лучшая родина эта та, которую создаёшь сам. Своими руками.

— Сам?

— Именно.

— И… — поощрил он продолжение.

— Скажем так, я присмотрел себе землю, неподалёку от той, что предлагаю вам, и мне было бы приятней иметь в соседях доброго союзника, нежели дикарей или англичан (я нарочно упомянул англичан, имея в виду его любовь к французам). В конце концов, свободной земли пока что хватает на всех. Но это продлится не слишком долго.

Дерюгин с крестьянским обозом поднялся вверх по реке, перевалил через хребет и ушёл в район к востоку от Жупановской сопки. Дорога заняла у отряда больше полутора месяцев, а я перескочил практически мгновенно. Ещё со времён войны против Трапезникова мне приглянулась бухточка в северном углу Авачинского залива. Туда я и перебросил теперь припасы на зиму. Правда больше часа пришлось добирался до места пешком, а потом еще вдове дольше искать колонию среди болот и заросших мелким лесом распадков на берегу озера.

Мы нарочно выбрали под поселение самый глухой угол, подальше от главной артерии Камчатки — двух крупных рек. Начальство, если и озаботиться когда-нибудь хлебопашеством, сможет заскакивать сюда с проверкой нечасто и только зимой. Именно на этом моменте строился наш план.

— Значит так, мужики, — обратился Дерюгин к народу, едва тот обустроился с семьями в шалашах и времянках. — Вижу, недовольны вы, что на край света попали?

— Чего уж тут радоваться, — пробурчал один из переселенцев. — Край он и есть.

— Вот что я вам скажу, православные, — оптимистично заверил Дерюгин. — Будете по-моему делать и рот на замке держать, вытащу вас отсюда.

— Куда же?

— Туда, где и пашни хорошей вдоволь и принуждать вас никто не станет. Ни барщины, ни оброка, ни повинностей. Одна только воля вольная.

— Это что же, в казаки определишь? — предположил кто-то.

— Нет, не в казаки.

— Где же она такая земля благодатная прячется?

— А куда с края света уходят? — вопросил Матвей и сам же ответил: — За край, понятно.

Мужики таким обещанием вовсе не вдохновились. Только затылки чесали. Но выхода-то у них иного не было, кроме как согласиться.

— А что теперь делать-то прикажешь, пока за край не шагнули?

— Как что? Хлеб сеять, — ухмыльнулся Матвей. — Озимые. Для того и прислали вас сюда, бедолаг.

— Да где же его тут сеять? — чуть не застонали переселенцы. — Место гиблое. Болота кругом одни. Болота да камень. Болота, камень, да мерзлота.

— Вот среди болот и сеять, — невозмутимо ответил Дерюгин. — И не напрягайтесь особо. Пустое занятие. Здесь хлеб не растёт. Только зерно зря погубите.

— Вот те раз, — озадачились мужики. — Чудное у тебя, барин, хозяйство. Почто нас-то в таком разе сюда пригнали?

— А вы не думайте. Пусть генералы думают, у них голова большая. Поковыряйте землю для виду, зерна пару горстей бросьте, да и ладно.

— А что кушать будем?

— За это не беспокойтесь, православные. Кушаний я вам раздобуду. Зиму, бог даст, переживёте.

Мятежникам хватило разума дождаться весны. К этому времени власти сами подготовили корабль к навигации, свезли на него ясачные меха. И только тогда, когда всё было готово ссыльные устроили переворот. Как и всякий профессиональный бунтовщик, самозваный генерал позаботился о легитимности выступления. Жителей построили на площади перед главной конторой, и, объявив Екатерину узурпатором, заставили принести присягу императору Павлу.

Беньовский оказался отличным оратором. Он не только вдохновил людей, но и снял с них моральную ответственность. Несколько произнесённых фраз и всё для толпы поменялось. Теперь они были в своем праве, а мятежником считался тот, кто оказал восстанию сопротивление.

Бунт вышел коротким и почти бескровным. Начальника пристрелили, так как он заперся в доме и оказал сопротивление. Других, кто сдался, просто взяли в плен. А кто-то и сам решил, что лучше держаться сильного.

Коренное старожильное население не вмешивалось, к власти мало кто питал сочувствие. А повстанцы, использовав политику как дымовую завесу, погрузились на лодки, плоты, добрались до корабля и под пафосные речи профессионального инсургента отбыли в неизвестном направлении.