Головы медведей, вырезанные из деревьев, украшали верхушки сторожевых башен. Пасти их были раскрыты, демонстрируя грозный рёв и оскал. Мастер настолько полюбил свою работу, что с филигранной точностью изобразил каждый выпирающий клык — не придраться. Он придал живости шерсти, которая тонкими ворсинками покрывала голову зверя и со стороны казалась живой. В глаза медведя вложили настоящий янтарь и в лучах полуденного солнца они искрились, словно вересковый мёд.

На главных воротах, закрытых для нежеланных гостей, сложился рисунок из громадной медвежьей лапы и рассечённых борозд от когтей. Над воротами, на деревянной арке, выскоблена надпись:

«Счастлив медведь, что не попался врагу,

и враг счастлив, что не попался медведю»

Сэт вспомнил старую поговорку: «Медведь неуклюж, да дюж». Недооценить врага — поступок плохого предводителя.

Штандарты росомах терялись в сени высоких сосен и елей, но дозорные с башни рассмотрели гостей и не ждали от них ни добра, ни уважения. Сэт не утруждал себя громкими криками, не зазывал речами и не привлекал к себе внимание. Он остановил коня перед вратами крепости медведей. Воины, приехавшие с ним из Стронгхолда, держались возле него, занимая узкую дорогу и теснясь к деревьям. Крепость медведей — не Лисбор. Взять его с такой лёгкостью и быстротой не выйдет, да и что они получат по итогу? Жену князя? Поездка казалась им неоправданной. Медведи с их нравом не сдадутся без боя и не подчинятся воле князя росомах — они погибнут в бою, сохранят свою честь. Сэт знал это, но после того, как он неуважительно отнёсся к боярину, посмевшему высказать общее мнение о Кайре и намерениях князя вернуть её, никто не посмел открыть рта. Князь росомах сказал своё слово, и оно всегда было последним. Рана, полученная во время похищения Кайры, всё ещё болела. Потревоженная скачкой и необходимостью держаться в седле ровно и уверенно, под весом доспеха, который говорил о намерениях князя намного больше, чем он сам. Сэт готовился брать крепость штурмом, если придётся, но надеялся, что старый медведь окажется мудрее, чем князь Лисбора.

Сэт вспомнил день, когда лисья княжна отказалась пойти за него, как он послал росомах на бой и силой взял крепость лисиц, как своими руками обезглавил старого лиса и омыл запятнанную честь кровью. Он собирался сделать это снова, если придётся, и понимал, что от этой женщины одни беды. Он снова проливает за неё невинную кровь, потому что вновь кто-то посчитал, что может опорочить его честь и уйти безнаказанным.

Над воротами показался крепкий и рослый мужчина, которому уступали все воины из дозора. На нём не было ни короны, ни венца, не было дорогих украшений, а только шуба из чёрной медвежьей шкуры с белой заострённой полосой от носа и до середины спины. На груди важно висел амулет, вырезанный из дерева в форме головы медведя. Черноволосый мужчина с густой бородой и редкой проседью на висках посмотрел на гостя с высоты дозорной башни. Густые брови нахмурились, чёрные глаза смотрели сухо и холодно. Сэт чувствовал в нём силу, и знал, что князь медведей выйдет на бой вровень с братьями, а из его рук даже с возрастом не ушла бывалая сила. Тяжёлая булава висела на боку мужчины и напоминала о годах великих побед медвежьего князя.

— Ты зачем к моим вратам с мечом пришёл? — голос медведя разнёсся эхом над тропой, так что его услышал каждый из свиты князя росомах.

Сэт не дрогнул. Лошадь справа от него под молодым бойцом переступила с ноги на ногу — почувствовала силу медведя, испугалась, но всадник справился с ней, усмирил кобылу, не позволил попятиться с тропы.

— Твой сын явился ко мне на праздник. Его приняли, как дорогого гостя вместе с послами, договорились о мире и братстве, и так мне отплатил твой сын? Кинжалом в спину и похищенной женой?

Сэт с трудом сдерживался. Он не хотел разговаривать с князем медведей после того, что сделал его сын, но пытался — и сам не понимал зачем — решить всё разговором, не проливая крови.

— Я знаю, что сделал мой сын, — голос медведя не изменился. В нём чувствовалось равное неодобрение к поступку сына и действиям князя, словно перед ним оказались сыновья, заигравшиеся во время тренировочного боя, и за то сыскали немилость разгневанного отца, который учил их с умом подходить к делу, ценить узы родственной крови и не поднимать меч на брата, чтобы ни стукнуло в горячую голову. — И знаю, что сделал ты, князь.

Он говорил о Лисборе. Молва о том, как князь взял княжество лисов, разнеслась по другим племенам и стала дурным предзнаменованием визита князя росомах и предложения его дружбы. Сэт удивился, когда князь медведей пожелал заключить с ним союзничество, но поверил в дружбу, пока медведи не нанесли ему удар.

— Это не умаляет поступка твоего сына.

— Так-то оно так… — медведь пригладил густую бороду, на мгновение смягчился в хмуром лице — так показалось Сэту. — Да только женщины твоей у меня нет.

— Обмануть меня вздумал? Думаешь, поверю!

Конь под Сэтом, почувствовав его ярость, забил копытом по земле.

— Верь, во что пожелаешь, князь росомах. Да только сын мой позор сыскал, когда чужую женщину выкрал, и потому не вернулся домой. Нет его в Скогенбруне. Ты зря приехал, воинов своих на бой вывел и подорвал нашу дружбу. Возвращайся в Стронгхолд. Не в тот дом ты пришёл.

Сэт натянуто рассмеялся.

— Да ты никак, князь, думаешь, что я уеду?

— Воины твои уедут. Не захотят впустую кровь проливать и служить князю, который без раздумий в бой рвётся.

Сэт осклабился, поднял руку, собираясь отдать приказ воинам, но услышал шаги, быстрые и неумелые, словно раненная косуля пробиралась меж елей, заблудилась и из последних сил продиралась к городу. Залитый кровью, сгорбленный и потрёпанный княжич медведей вышел на тропу, ведя под узды кобылу. Она служила ему опорой.

Визэр знал, что выйти прямо в руки к князю росомах — всё равно, что самому себе голову отрубить, но он не побоялся. Глянул на отца снизу вверх, ощущая вину и извиняясь за свой поступок, но не сыскал прощения в его глазах, а только отцовский страх, что непутёвый сын сам на смерть пошёл. Отдал бы он его на растерзание росомахам, если бы не сам вышел? Теперь Визэр понимал, что нет. Не отдал бы.