— Догадайся сам, — выплюнул волк.

Догадка пришла, когда Сэт вспомнил участливость хозяина и его натянутое гостеприимство. Но едва Гришко собрался потолковать с хозяином, как они услышал скрип двери.

— Никак бежать удумал погань! — рыкнул росомаха и кинулся вслед за хозяином.

Мужичок, подслушав разговор, понял, что дела складываются худо, и вместо обещанного золота, ожидал, что вот-вот его вздёрнут на суку, а то и разорвут конями на две части, чтобы запомнилось предательство. Ахнув, он побежал по снегу, утопая в нём по щиколотку. Гришко уже почти настиг его — перепуганного и трусливого, когда раздался голос Сэта:

— Оставь его.

Гришко занёс над головой меч, но так и не опустил его. Мужичок лежал на снегу, выставив перед собой руки, и молил о пощаде, смотря на росомаху поросячьими глазками.

— Из-за этой погани… — сквозь сомкнутые зубы прорычал Гришко, помня двух погибших товарищей.

— Лес заберёт его, — напомнил Сэт.

Мужичок сначала обрадовался и кинулся благодарить Сэта за оказанную милость, но, оглянувшись на лес, вспомнил, что за чудовища зверствуют в нём в ночи и среди зимы. Ему казалось, что он чувствует, как вендиго бродит по лесу в поисках свежей плоти и что он уже слышит завывание навьи, что притаилась в снегах.

— Проваливай, пока князь разрешил, — плюнул под ноги Гришко.

— Не отдавай меня! — взмолился мужичок, бросившись в ноги росомахи. — Не отдавай меня!

Но Гришко был непреклонен. Занесённый для устрашения меч подействовал. Мужичок испугался, отпрянул и, запинаясь, побрёл в лес, постоянно оглядываясь, будто опасался, что росомахи передумают и пустят ему в спину стрелу. Гришко смотрел ему вслед, пока не услышал странный девичий смех, а после — мужской крик ужаса.

В рассветном тумане, когда солнце ещё не показалось из-за толщи снега и высоких гор, на окраине леса Сэт увидел девушку — ту, что ночью принял за Кайру. Она смотрела на него пристально и улыбалась. Тёмно-каштановые волосы выцвели, сорочка не по плечу, разодрана в нескольких местах и истрепалась по краю. Навья подняла с земли расколотый шлем, с заботой и лаской поглаживая его. Сэт видел, как несколько месяцев назад девушка вместе с воином оказалась в этом трактире. Видел, как сюда пришли волки, праздную очередную победу, а то и просто пользуясь гостеприимством хозяина. Воина убили здесь же, у неё на глазах, когда он вступился за неё, не желая отдавать любимую в руки нечестивцев. Он был таким же волком, но имел куда больше чести, чем товарищи. Один удар не оборвал его жизнь, хоть и оглушил и нанёс рану, которая быстро истощала его силы. Он пытался бороться, пока волки, потешаясь, издевались над ней. Он умер здесь же, у того самого дерева, она — чуть погодя, замученная до смерти волками и хозяином трактира, потому что он — выдал их за щедрую плату и верность волкам.

Упокоенный дух девушки благодарно посмотрел на росомах и навечно исчез, растворившись в тумане.

***

У каждого дома свой характер. За короткую жизнь Шайло повидала их немало. Новых и богато обставленных, но пустых и бездушных. С дырами в крышах и с гуляющим ветром, словно на улице, где даже очаг не спасал. Но это место было иным. В старой хижине на окраине тихое потрескивание поленьев звучало колыбельной для заблудшей души. Запах свежего хлеба, хвои и молока — было в этом что-то родное.

На глиняной печке было тепло и уютно. Наевшись, Шайло забралась на неё и не заметила, как задремала. Хозяйский сын сидел на полу и играл с деревянной лошадкой. Не касаясь лавки золочеными копытами, она скакала под тихое цоканье мальчика. Здесь они были одни. Визэр ушёл ещё засветло — авось повезёт, и к ужину на столе будет вкусное жаркое. Медведица ушла по полудню, велев детям присматривать друг за другом и не покидать дом. Она понесла пряжу на базар, и надеялась выменять её на что-то полезное — крупу или муку.

Ощущение дома обволакивало и согревало, словно руки матери. Шайло вжалась лицом в подушку, зарылась в одеяло так глубоко, что торчала только рыжая макушка, теряясь среди рисунка. Девочка чувствовала, как старые мозолистые руки обнимают её и прижимают к груди, защищая, и невольно звала её во сне: «ба… ба…». Женщина растратила молодость, но приобрела иную красоту. Золото волос сменило серебро, в глазах остался след прожитых долгих лет, но руки, улыбка и взгляд всё ещё были такими же тёплыми и добрыми. Голос ласковым. Смех искренним. И не было ничего драгоценнее этих объятий.

«Просыпайся, огонёчек».

Шайло вжалась в неё сильнее. Замотала головой.

«Пора».

Шайло встрепенулась, резко села, запутавшись в стёганом одеяле. Что-то потревожило её, и девочка оглянулась. Миттэ так же играл с лошадкой, не замечая, что названая сестрица проснулась. Ни Визэра, ни Лаогеры. Бабушки тоже нигде не было. То был лишь сон из приятных воспоминаний.

Стало как-то тоскливо, и Шайло захотелось окликнуть мальчишку. Женский крик донёсся со двора эхом беды. Шайло вздрогнула от резкого стука, сжала в кулаках одеяло и обмерла. Лошадка выпала из руки Миттэ и упала на пол. Шум и гвалт на улице нарастали. Ржали кони. Кричали женщины и дети. Лязг и свист вымораживали нутро страхом.

— Мати?.. — испуганно позвал Миттэ.

Мимо их дома проскакала лошадь, волоча за собой привязанную к седлу женщину. Всадник потешался, громко смеясь под крики боли и молитвы, обращённые к Зверю.

Дверь в хижину распахнула; деревянная ручка ударилась в стену с размаха, и мирной жизни пришёл конец. Вместе со снегом и ветром ворвался долговязый незнакомец с заросшим лицом и чёрными космами, спадающими на острые скулы. Он огляделся, не заметив Шайло, но медвежонка приметил сразу.

Миттэ перепугался, закричал, зовя мать и отца. Бросившись на пол, он ускользнул от рук мужчины, шустро заполз под стол и спрятался там. Брякнула на поясе рабская цепь; мужчина нагнулся, схватил мальчонку за ногу, и собирался уже вытащить его пищащего и напуганного, как Шайло прыгнула ему на спину, крепко ухватилась за шею, а зубами впилась в ухо. По коже потекла кровь, она же ощущалась на языке девочки. Мужчина закричал от неожиданности и боли.