— И вас нечасто увидишь в подобном месте, Ярчайший, — парировал Фарэм, прижимая к себе шкатулку с поразительной жадностью.

— Может быть! — проворный хозяин лавки вернулся с небольшим ящичком. Я подал заранее приготовленный платок, и мой заказ, показавшись перед глазами лишь на краткий миг, был завернут в плотный шёлк. — Ты собираешься в усадьбу? Я сегодня надолго задержусь в Крепости, так что могу не только подвести тебя, но и отдать экипаж в распоряжение.

— Да, я буду не против, — буркнул Фарэм. Он наверняка не желал выставлять напоказ наши натянутые отношения, посему и принял предложение, помявшись чисто для приличия.

Я рассчитался с мастером, добавив к авансу ещё кошель, набитый золотыми монетами с драконьим тиснением и серебряными оттиском пайренуатов. Фануиурэм сопел у входа в ожидании. Сопел он и тогда, когда забирался в карету следом за мной.

Ехали мы в молчании. С момента приезда княжны это был первый раз, когда мы так долго находились сколько-нибудь поблизости и имели возможность созерцать лица друг друга. Воспитанник заметно оттаял эмоционально и не ковырял колючим взглядом. Более того, он не слишком скрывал, что моё присутствие его не приводит в ярость. Улыбался каким-то своим мыслям и поглядывал в окошко, не ослабляя хватку на шкатулке.

— Выглядишь очень довольным. Это меня радует, — нарушил я тишину, что, кажется, вместе с Фарэмом тихонько хихикала.

— Удивительно, что достаточно моего удовлетворения, чтобы радовать Вас.

Не взглядом, так словом мальчишка умудрился кольнуть. Правда, тон голоса хорошо смягчил смысл сказанного.

— Бывают дни, когда рад и такому, — я пожал плечами, вынимая из шёлка свою безделицу. — Не посвятишь меня в свою тайну — зачем ты приходил? Не замечал в тебе страсти к украшениям.

— И не заметите, — будто пообещал Фарэм в выдохе. Немного подумав, он заговорил тише. — Это не для меня, а для Риа. Простите, но я Вам ничего не покажу.

— Очень надеюсь, что княжне очень понравится твой сюрприз, — вдруг проявившаяся стеснительность парнишки пришлась мне по вкусу. Наверное, мне этого и не хватало — именно его таинственной искренности, что тёплой искоркой зажглась в серости хлопот.

— Кронкняжне, — после ещё более долгого молчания поправил меня Фарэм. — Вы правы, Мой Князь, я вёл себя безрассудно и думал не пойми о чём. Так много твердил о слабости Риа, что не брал в расчёт себя!

Глухо рассмеявшись, он опустил голову и прижал к себе шкатулку ещё сильней. Я непроизвольно улыбнулся. Умилиться его радости было, кажется, всё равно, что отругать.

— Теперь моя очередь. Я попрошу Риа стать моей женой как только подвернётся первая возможность, — заявил Фануиурэм и вздохнул, словно с признанием мне избавился от какого-то груза на душе.

— Желаю скорой возможности, — почти шепнул я и замолчал.

Воспитанник выговорился, и лишние вопросы, как и глупости, вызвали бы у него только раздражение. Я же предпочёл насладиться картиной его маленького счастья, чем прогонять сие редкое явление. По прибытию к месту назначения я отправился по своим княжеским делам, а карета с мальчишкой покатила себе в поместье.

Мысль об одумавшемся — или даже повзрослевшем — Фануиурэме не просто грела меня после нашей встречи, она припекала в самых неожиданных местах. Было легко, и ранее беспокоившие проблемы вроде тех же горячих источников казались уже решёнными. Я просто слышал в голове ласковый шепоток «Всё будет замечательно!», и особенно чётко, когда посматривал на своё новое приобретение — яйцевидную подвеску, походящую на бутон алой розы из-за причудливо завитой сетки золотой проволоки, прочно держащей камень в своих объятиях. К Сердцу я так и не пошёл. Ноги как-то сами принесли меня к усадьбе, да и не ощутил я обиды за несостоявшуюся встречу с глазу на глаз, если у Сердца их не сотни, благодаря всё тем же душам в недрах.

В общем, и день как-то неожиданно завершился. Всё пролетело мимо с юркостью горсти снега, уносимого игривым ветром. Колючая от магии ванна, сытный ужин перед работой со стопкой новых отчётов и писем. Я неплохо помнил, как отвечал на сообщения, помнил содержание написанного, но совершенно не припоминал сам процесс. Кажется, я был где-то в другом месте и издалека наблюдал за коронацией Фарэма и его супруги. Да, наверное, для меня это был приступ счастья, выколачивающего из меня последние крохи серьёзности. Я бы даже не удивился нисколечко, если бы мне сказали, что, забравшись, наконец, под одеяло, я уснул с улыбкой на губах.

Пробуждение я осознал не сразу. Я смотрел в потолок и искал в пустоте, занявшей место привычного клубка разномастных мыслей, хоть какой-то след чего-нибудь знакомого. Вместо этого я чувствовал лишь своё тело, как его вдруг сковало судорогой без какой либо… Без боли, да? Только вспомнив, что вообще означает набор звуков, складывающихся в слово «боль», я познал все жуткие прелести значения на себе. Мышцы, кости, жилы, нутро… Голова, глаза, уши, язык, мозг… Разум, мысли, сознание… Как по ступенькам, неведомо откуда взявшаяся мощь шагала по всем моим составляющим и топтала, мешала, перемалывала. Чувство муки пришло немногим позже того, как я понял, что со мной только что сделали. Я, кажется, охрип от крика, хотя успел перевернуться и закусить край подушки настолько много, насколько получилось.