Кейлех снова приехала к отцу, снова встретившись с НИМ. Только теперь он был здесь со своими родителями, и Кей даже не догадывалась, что это были своеобразные смотрины. Потом поползли слухи, что наследник рода Катрианов может стать ее мужем. Эта идея нравилась всем: и языкастым леди, и ее отцу, и брату (став женой наследника другого рода, она потеряет права на главенство в роду и усадьбы своего отца), и прочим... Она стойко хранила маску холодного спокойствия, хотя сердце ее трепетало и рвалось из груди. Это же было невозможно, чтобы ОН обратил внимание на такую дурнушку…

Но Годрик стал чаще бывать у них, подолгу проводил с ней время, даже песни пел… действительно ухаживал, но только Кей не понятно было – зачем? Она ведь и так готова стать его собственностью, волчицей загрызать его врагов, послушной собакой лечь у ног… Через месяц он попросил ее руку, а через десять дней уехал за пределы королевства по делам рода и обещал вернуться через три месяца, чтобы сразу сыграть свадьбу.

Он вернулся. Через шесть лет. Пропавший возлюбленный сын вернулся к родителям. Опять чудо! С женой. В его странствиях было много приключений: он был ранен, потерял на год память, потом восстановился… но обо всем этом Кей узнала потом.

… Они встретились случайно, просто Торуй приехал к отцу Годрика по делам, а Кейлех увязалась следом, узнать, нет ли каких вестей о женихе. Когда она увидела их… двух влюбленных голубков, обнимающихся перед всеми… И глаза Годрика, полные недоумения. В его голове даже мысли не возникло, что она могла так долго ждать. А для Кей, казалось, жизнь закончилась, сердце было разбито. Теперь она корила себя за несдержанность, но тогда… Тогда отчаянный крик вырвался из груди. Девушка бросилась прочь… Ее пытались остановить, но проще было остановить ураган.

Сначала бежала куда глаза глядят, сбивая ноги, потом, когда силы стали оставлять ее, брела вперед не видя дороги, не разбирая пути… ей было все равно. Уже давно потерялись подбитый мехом плащ и шапка, подол платья отяжелел от снега и кое-где порвался, из волос вылетели все шпильки и заколки. Кей представляла собой печальное зрелище: замерзшая, растрепанная, с пустым невидящим взглядом. Легкая добыча для любой напасти, но, наверное, дневная нечисть приняла ее за свою, а лихих людей духи отвели стороной. Приходило время ночной нечисти. Солнце почти зашло, но ее это не волновало.

Начали падать редкие снежинки. Погода портилась, и спустя какое-то время начался настоящий снегопад. Но Кейлех продолжала продвигаться вперед, падая и поднимаясь. Заснеженные сельские поля сменились просекой, которая переросла в лес, пересеченный заброшенной дорогой. Сама того не понимая, Кей шла по странному зову. Мороз, и без того сильный, продолжал крепчать. Снега намело столько, что путь едва угадывался. Идти было нелегко. Ели придвинулись вплотную, вдруг отвели лапы в сторо­ны, открыв взору боль­шую прогалину, заваленную крупными, высотой в два-три человеческих роста, камнями. Ветер, больше не скованный деревьями, разыгрался и устроил на­стоящие салки со снежинками. Окончательно стемнело. Бледного света полной луны было вполне доста­точно, чтобы не сбиться с пути, пути о котором Кей еще не ведала. Луна скрылась, снег валил не переставая. Темные стены деревьев вырастали по обе стороны дороги, сжимая ее в ко­лючие тиски и не давая возможности рассмотреть, что скры­вается за ними. А ведь, в другое время Кей не подошла бы к этому месту ближе расстояния, равное полному лёту стрелы.

Это было заброшенное кладбище. Еще довоенное.

Кейлех оставили силы, ноги подкосились. Девушка повалилась на снег, и именно тогда навстречу, перепрыгивая через обломанные ветром могильные кам­ни, выскочили две огромные собаки. Кобель и сука. Широкогрудые, с пушистой, густой, белой шерстью, лобастыми головами и длинными лапами. Они ни­чем не напоминали ни свирепых мясницких псов, ни серых волкодавов, ни пастушьих сторожевых. Сука насмешливо фыркнула. Глаза у нее были серыми и безучастными, как плывущая по небу луна. Ее белоглазый спутник хватанул пастью снег, жадно прожевал, глубоко вздохнул и выжидающе посмотрел на девушку. Ступор, уже давно овладевший Кейлех, все не проходил. Девушка провалилась в полузабытье.

Кейлех открыла глаза и тут же проморгалась. Яркой свет слепил глаза. Она не понимала, где находится. Только через несколько минут шум в ушах прошел, и зрение снова стало нормальным. Она лежала на шкурах, укрытая плащом, у большого костра выше человеческого роста. Пламя гудело, словно в горне коболь­дов, и бросало тысячи рубиновых искр в облачное небо. Девушка приподнялась на локте и увидела серую стену в нескольких шагах от себя: вокруг бушевала вьюга, и лишь у костра было полное безветрие – ни одна снежинка не осмеливалась упасть рядом со стоянкой.

У огня, на оленьих шкурах, сидели люди. Трое.

Ближе всех находился мужчина преклонных лет. Голова и подбородок его были гладко выбриты. Орлиный нос и сросшиеся седые брови придавали незнакомцу гроз­ный вид, в дубленую куртку и штаны въелась угольная пыль, лисья шапка-ушанка лежала рядом, на шкуре. Он беседовал с красивой светловолосой женщиной, несмотря на зиму, одетой в тонкий плащ, под которым угадывалось тонкое зеленое платье с алой полосой, идущей от низкого выреза на груди, и бархатные остроносые полуса­пожки, украшенные блестками.