Желудок вскоре утих, перестав верещать, сам не понимая своей двойственной личины, а я сидел, обмотавшись одеялом, пока дожидался горячего чайника. Что ж, кажется, слова врача, что могу есть всё, что угодно, едва проснусь, не правдивы. Когда лекарь вернется, обязательно спрошу, что со мной не так после принятого удара темной магии. Что я могу, что не могу. И что это было за странное, последнее, заклятие Морсуса, которое он выпустил в меня. Помню, в тот момент лицо просто пылало: ощущение, что его лизнуло пламя и проткнули сотни раз колючки. Но глядя в зеркало над умывальником несколько минут назад я не увидел хотя бы даже остатки, следствия этих уколов. Лишь мое щетинистое, расцарапанное, уставшее лицо.

Чайник свистом оповестил о готовности, я налил воду в кружку и заварил сразу два найденных чайных пакетика. Пока чай настаивался, я обхватил кружку ладонями, потом отпил. Желудок посмаковал чай и решил пропустить через свою таможню. Я не стал рисковать и пробовать другую пищу. Мне было неважно, где Милиан и Венди, где Кани и придет ли еще врач. Я был в тишине. Мне на какое-то время даже стало спокойно. Такое состояние, что окутывает тебя, когда находишься дома, с семьей. Сладостные, радостные мгновения, о которых сейчас могу лишь мечтать: объятья и поцелуи, внимание моих девочек – супруги и дочерей. Но я не могу покинуть Изнанку, не оправившись полностью, будучи сто процентов уверен, что абсолютно здоров и излечен от последствий темной магии.

Допив чай, пока тот не остыл, я вернулся в комнату, но перед этим махнул палочкой, вызвав огонек-поисковик, чтобы привел меня к одежде. Маячок улетел с кухни, я последовал за ним. Огонек бился в двери шкафчика в прихожей. Я доплелся до него, раскрыл створки и увидел аккуратно сложенные на нижней полке чистые брюки с рубашкой и стоящие рядом туфли, над которыми радостно кружил маячок. Я махнул палочкой, избавляясь от огонька. Опять удалился в ванную и там, опираясь об умывальник и вертясь перед зеркалом, побрился – заметил пару сменных кассет с бритвенным станком и решил, что опять оставлено для меня на случай пробуждения (если всё же нет, да простят меня и извинят). Еще слабые руки тряслись, вышло, конечно, кривовато – всё равно умудрился оставить волоски, но всё же лучше, чем было. Взял в руки свои вещи из шкафа и унес их в комнату. Натянул до подбородка одеяло, поворочался в кровати и уставился в потолок.

Не хотелось вспоминать и переживать страшные моменты встречи с Морсусом, которые вопреки желанию не думать лезли в голову. Интересно, колдун погиб сразу или его пришлось добивать? Исчез ли он навсегда, как и его перстень? Зачем меня доставили в дом Кани и почему не лечат в местной больнице?

Почему я выжил?

Сам разволновался, не находя ответы на заданные себе же вопросы. И не уснешь ведь сейчас. Да и зачем засыпать, только ведь проснулся. Но что еще делать? Телефон остался в Москве, фонить на артефакте не умею – как время проводить? Вот если б музыку сюда. Я тут же вспомнил, как, зашторивая окно, увидел на подоконнике частотоприемник. Это как земное радио. Можно постараться заколдовать его.

Я дотянулся рукой до стула, взял палочку и покрутил ее в руках. Пораскинул мозгами некоторое время и осторожно начертил в воздухе над собой символы, в надежде, что не ошибся и случайно не вызвал дьявола, отправив возникший над головой эфирный сгусток к шторам. Тот проник за них и впитался в приемник. Я отложил палочку на сложенную одежду, не наблюдая никаких изменений вокруг, и повернул на подушке голову к стулу, глядя на магический артефакт. Что, всё-таки где-то ошибся в заклинании?

Некоторое время ничего не происходило. Но наконец полилась мягкая мелодия – я настраивал волну с музыкальными композициями. Сложил руки под одеялом на груди и уставился на шторы, за которыми скрывалось дневное солнце.

Не заметил, как заснул. И проспал довольно долго, несколько часов, до самого вечера. Всё это время в комнате витала музыка.

***

Милиан, пропустив вперед Венди и Кани, вошел в прихожую озабоченный, глубоко погруженный в себя, как и всю последнюю неделю. Потому первые секунды он даже не услышал музыки, доносившейся из-за закрытой двери в комнату, занятый собственными внутренними переживаниями. Но мелодии сразу услышала Венди и, обернувшись на Улло и няню, осторожно и быстро позвала их:

– Дедуль, Кани!

Те увидели ее настороженность и спустя миг тоже услышали музыку. Милиан молниеносно выхватил палочку, отводя Венди за свою спину. Девочка обхватила его за локоть и выглядывала, таращась в сторону комнаты Кани, где, как она знала, спал Константин. Женщина стояла рядом с Венди и держала ее за плечи.

– Останьтесь, – шепнул им Милиан и шагнул вперед. Девочка одернула его, заявив громким шепотом:

– Я пойду с тобой!

– Нет, юная леди. Ты побудешь здесь. – Милиан развернулся, схватил внучку за руку, другой рукой, сжимающей палочку, раскрыл створки шкафа и запихнул туда Венди, посадив ее между верхней одеждой.

– Будь здесь, охраняй ее, – бросил он Кани. Та молча и решительно кивнула, на всякий случай заряжая заклятием свой кулон.

Только Улло хотел вновь ступить в сторону комнаты, как из шкафа послышался приглушенный голос Венди с нотками изумления:

– А его одежды нет, Константина!

Кани раскрыла створки и вместе с Венди и Милианом удостоверилась, что вещей действительно нет. Не давая внучке опомниться, Улло вновь закрыл шкаф и стремительно приблизился к комнате. Не медля ни секунды, готовый встретиться с чем угодно, он распахнул дверь и выставил палочку на изготовку. Но тут же облегченно вздохнул и опустил руку. Сердце успокоилось.