Остановившись у края тротуара, Юньлань вытянул руку, подзывая такси: машины он видеть не мог, так что оставалось только надеяться на собственное везение.

К тому моменту, когда Юньлань забрался в подъехавшее такси, он уже понял: символы на людях были вовсе не отдельными иероглифами. Они складывались в слова.

Слова, сменяющиеся каждое мгновение, были словно выведены мелким и плотным шрифтом. Не удержавшись, Юньлань уставился на водителя и только со второго раза расслышал его вопрос.

— О, простите. Яркая улица, дом четыре, высадите меня у входа.

Водитель подозрительно покосился на его забинтованную голову.

— Парень, что у тебя с глазами?

— Ушибся, пока в баскетбол играл, — деловито соврал Юньлань.

— Неприятно, — поёжился водитель. — Видеть можешь?

— Наложили мазь, — улыбнулся Юньлань, — глаза открывать нельзя. Придётся побыть пару дней слепым.

За разговором время пролетело быстро, и вскоре такси остановилось у тротуара. Помедлив, Юньлань вытащил кошелёк и протянул его водителю.

— Я ничего не вижу, возьмите сами, сколько я должен.

— Ты не слишком доверчивый? — удивился водитель.

— Не так уж и много у меня денег, — хмыкнул Юньлань. — Ну же.

Водитель распечатал ему чек и открыл кошелёк, а Юньлань тем временем внимательно вглядывался в слова на его теле. Что-то зашелестело, водитель вытащил из кошелька несколько купюр, а затем убрал парочку назад, отсчитал сдачу и запихнул монетки в отделение для мелочи.

Юньлань усмехнулся: зрение его становилось всё чётче, и теперь он прекрасно видел, что каждое слово имеет свой цвет. Красный или чёрный. И когда водитель убирал сдачу в его бумажник, линия ярких алых букв вспыхнула на его теле: он не стал пользоваться положением и воровать у слепого пассажира.

Обрадованный этим открытием, Юньлань поблагодарил водителя и отказался от его помощи. Слова на теле человека очевидно олицетворяли его добродетель: красное сияние — добро, а чернильная тьма — зло.

Эта мысль словно затронула что-то глубоко внутри, и Юньлань нахмурился: что-то пробуждалось в нём, так быстро, что невозможно уследить, и он никак не мог понять, хорошо это или плохо.

Это чувство… Первый раз оно появилось у Столпа Природы.

Действительно ли то землетрясение было вызвано естественными причинами?

Любитель резки по костям, дежурящий на входе, радостно поприветствовал его, отложив ради этого пилочку:

— Шеф Чжао! Что с вами случилось?

— Ничего страшного, — улыбнулся Юньлань. — Поможешь мне, старина Ли?

Но не успел тот и пальцем шевельнуть, как кто-то стремительно настиг Юньланя со спины. Шэнь Вэй схватил его за руку и с трудом удержался от того, чтобы сомкнуть пальцы сильнее.

— Почему ты не подождал меня? — его голос подрагивал от беспокойства. — Стоило мне отлучиться за завтраком, и ты пропал. Ты вообще представляешь, как я волновался? Если это повторится снова, клянусь, я…

Что? Что он сделает?

Шэнь Вэй глубоко вздохнул, усмиряя сбившееся дыхание: тревога и злость кипели внутри, но предложение завершить он так и не сумел.

Юньлань обернулся к нему и окинул Шэнь Вэя взглядом, пользуясь своим новообретённым даром: всё тело Шэнь Вэя плотно покрывали яркие алые буквы, сплошь добродетель без единого просвета черноты.

Однако очень скоро весь этот свет без остатка смыло жуткой тёмной волной, утопило во тьме, как в гиблых чёрных водах. Так море смывает надписи на песке — словно их никогда и не было.

У Юньланя заболели глаза — непонятно, почему: словно что-то сдвинулось внутри, что-то древнее, похороненное на тысячи долгих лет, наконец шевельнулось, просыпаясь, и жестокий ветер открыл взгляду голую правду, которая вонзилась прямиком в сердце, излучая жгучие волны страдания.

— Я знал, что ты меня догонишь, — отмахнулся Юньлань, с трудом удержав лицо, и добавил слегка дрожащим голосом. — Ты вовремя. Пойдём внутрь.

<