Грудь мужчины с тяжестью приподнялась. Он зло зыркнул на своего обидчика.

— А ты! Ты – кто?! Вчерашний пособник короны! Убийца! Давно императору в ноги кланялся, а?! Давно с ним из общей тарелки ел?! Думаешь, самый умный, если смог под режим подстроиться?! С Россом спелся! Герой, страдалец! Мразь ты – вот кто! Все о твоих преступлениях помнят! Что делать будешь, когда за тобой пришлют?! Там послужной список с моим не сравнить!

Рука Катлера легко взметнулась к макушке Джале, и, сжав волосы, он чётким ударом приложил мужчину о столешницу. Раздались хруст, стон. На белую бумагу упали тёмные капли. Канцлер не выпускал его из хватки.

— Со мной церемонии разводить не будут. Пулю пустят где-нибудь посреди анфилады и обвинят врагов республики. А у тебя выбор есть. Продолжай ломать комедию или подпиши. Заодно припомни имена всех постояльцев. Ручку выдали, место для записи – тоже. Если что, зубов много, ногтей двадцать штук, а у меня времени полно. Через часок, глядишь, договоримся.

В подкрепление угрозы он вдавил хозяина гостиницы разбитым носом в дерево. Джале невнятно замычал.

— Это «я согласен»? У меня неважное настроение, так что не испытывай терпение. Пиши.

Его отпустили, и бедняга судорожно сжал письменные принадлежности. Катлер не запугивал ради забавы. Он собирался вытрясти из людей «Картыма» признание и не побоялся бы осуждения за количество жертв. У Лис перед глазами всплыл мальчик лет двенадцати – босой, в разодранной рубашке, с синяком на полщеки. Его волокли в дождь революционеры – к матери, сёстрам, отцу, выставленным в рядок у обезглавленной статуи императора. Он отбивался и кусался, пока человек с красной повязкой на плече не приложил его в висок прикладом. Умер мальчишка почти мгновенно – проломили череп. Лис до ужаса отчётливо запомнила пронзительный вопль его матери. Он прорезался через толпу – люди потупились, злорадство схлопнулось и некоторые пожелали поскорее убраться от страшной сцены. «Имперскую заразу» вырывали с корнем по методу суровых хирургов, боровшихся с опухолями. Чуть пропустишь – беда разовьётся по новой. Однако в её представлении идеалы революции с казнями детей не увязывались.

Она повторяла себе: не ей судить. Из истории плохое вычеркнут, следы расстрелов смоются с плит, ненависть растворят годы. Власть не деликатничала с аристократами, потому что иначе её бы ни во что не ставили. В переломную эпоху наверху удержаться ой как сложно.

— Везите в комиссариат. По комнатам пройдитесь, всех по машинам. Упустите кого – я за каждого спрошу. Лейтенант, под вашу ответственность. Я подъеду к пяти.

Пожилой офицер щёлкнул каблуками сапог. «Слыхали? Пошевеливайтесь! Ночь на дворе, нам с ними до утра возиться!» – распорядился он. Солдаты взбежали по лестнице на второй этаж. На Лис посыпалась пыль, она зажала ноздри, чтобы не чихнуть. Зал быстро пустел.

— Что с этим делать? – указал лейтенант на министра.

— Оставьте. Мы с ним потолкуем. Девушку тоже не трогайте, а мадам забирайте, её по общим правилам.

Жену министра выволокли к остальным, и вскоре отель окутала звенящая тишина. Кроме притаившейся в коморке Лис внутри оставались канцлер, министр с дочерью и четверо людей в тёмно-зелёной форме.

Катлер не переставал улыбаться, но за этой улыбкой девушка теперь видела неподъемную усталость. Он словно долго за чем-то гнался и, наконец достигнув цели, растягивал удовольствие.

— Как поживаете, господин министр?

— Для кого ты разводишь спектакль? – с вызовом бросил старик. – Что тебе нужно? Я попался – пристрели уже, у меня ничего нет. Мне неизвестно, кто куда сбежал от вашего паршивого правительства.

— Не переживайте. Я в курсе.

Лёгкая издевательская констатация загнала оппонента в тупик. Он не нашёл, что ответить. Хлопнул ресницами. Перевёл взгляд на дочь. Дурное предчувствие, целый день не дававшее покоя, набирало обороты. Канцлер остановился возле девушки. Рядом с ним она казалась ещё меньше и тоньше, чем прежде.

— И вы ошибаетесь, господин министр. Кое-что у вас есть. Гордыня, например. – Он дёрнул блондинку за предплечье к себе. – Заносчивость. – Развернул покрасневшим опухшим лицом к отцу. – Бесчеловечность. Мне продолжать?

Лис напряглась. Интуиция умоляла покинуть гостиницу. Нечто неясное подсказывало, что она не захочет становиться свидетелем дальнейших сцен, но по необъяснимой причине она намеренно задерживалась. «Всего пару минут», – клялась себе.

Чванливость министра сдувалась под тиканье настенных часов.

— Вы не откупаетесь, – как бы между прочим подметил мужчина.

— Ты всё равно от меня избавишься. Но у Марилл перед тобой вины нет. Что ты задумал?

— Передо мной нет. Зато перед другими… Мисс Марилл, может быть, покаетесь?

Девушка в страхе взирала на него. В её состоянии она бы ни за что не выдавила вразумительную фразу. Катлер вздохнул.

— Неужели стыдитесь? Избиение слуг, травля, торговля представителями малых народов{?}[другое название бестий.], продажа девочек в постели к друзьям. Вас тоже подставили, мисс Марилл? Вы этим не занимались?