И опять начали гурьбой подходить к столу, наливали акцизного, чокались и в десятый раз поздравляли Захара Петровича с ангелом, а Глафиру Ивановну -- с именинником.

– - Мамзелям-то тоже надо бы выпить кисленького, али сладенького!
– - сказал Перетычкин, утирая усы салфеткой, -- что-то они примолкли, не щебечут...

Выпили и дамы. Антракт был большой, -- занялись разговорами.

– - А вот к женщине эти накрахмаленные воротнички да галстучки не подходят... Как корове -- седло!
– - заметил. Перетычкин по адресу Зинаиды Петровны.

– - Мне так нравится, -- отрезала Зинаида Петровна.

– - Мало ли что мне нравится? Мне вот нравится на свинье верхом кататься, однако я себе этого не дозволяю?
– - сказал Перетычкин, и все дамы покатились со смеху.

– - Попробуйте!
– - ответила Зинаида Петровна, -- это будет очень трогательное зрелище...

– - Деликатность не позволяет.

В это время Петр Трофимович беседовал с Промотовым:

– - В университете предварительно окончили курс?

– - Да.

– - У меня, батенька, сын студентом был... Я вам вполне сочувствую, душевно сочувствую...

– - Т.е. чему же собственно?
– - спросил удивленно Промотов.

– - Т.е. как чему? Всему-с!.. Гм... вообще... как бы это выразиться?.. Вашему положению... и... идеям, стремлениям, -- откашливаясь и запинаясь, ответил Петр Трофимович.

– - Да почему же вы знаете мои идеи и стремления? Быть может, у меня их вовсе и нет?

– - Э, батенька!

Петр Трофимович многозначительно подмигнул глазом:

– - Я сам -- с усам... хе-хе-хе!..

Глафира Ивановна говорила с дамами.

– - Если бы мой Захар чем-нибудь занялся, я была бы вполне счастлива...

– - Позвольте, почему же Захар Петрович не поступит в земские начальники?
– - удивленно спросил Петр Трофимович, оставляя Промотова и переходя к дамам, -- прекрасное место, общественное положение и все, что хотите... Да у нас все отставные военные идут в земские начальники...

– - Конечно, мог бы при желании... Да ведь палец о палец не ударит, чтобы получить место; он все ждет, когда к нему придут и скажут: пожалуйте, Захар Петрович, для вас приготовлено место.

– - Что ты там? Опять -- жалобы?
– - недовольно откликнулся Захар Петрович.
– - Вечная история! Она воображает, что воспитание детей -- это такая пустая вещь!.. А между тем -- голова кругом идет... А хлопоты по благоустройству дома, а возня с квартирантами, а пререкания с полицией, с городской управой? Да и не так-то легко поступить-то в земские начальники. Нынче даже ученые люди лезут в земские начальники... Страшная конкуренция! И что всего обиднее, так -- это -- неуменье выбрать людей!.. Те, которые действительно могли бы быть полезны, люди практики, опыта, твердого характера и прекрасных убеждений -- тех не надо!
– - Захар Петрович говорил это с обидою в голосе, -- очевидно, он считал себя в числе тех, "которых не надо"...

– - А главное: мы беспочвенны!..

– - Вы, Захар Петрович, всегда, были и будете беспочвенны, -- заметила Глафира Ивановна.

– - Ты ведь знаешь, Глаша, что я стараюсь... Чем же я наконец виноват, что пока из стараний ничего не выходит, -- уже сердито сказал Захар Петрович, хотя все его старания в этом направлении ограничивались чтением тех статей "Гражданина", которые касались земских начальников.

Время шло. Опять началась война за зелеными столами, и казалось, конца не будет всем этим "вист", "пас", "без одной" и время от времени раздающимся возгласам Перетычкина: "а не выпить ли нам сызнова из бутылки-то акцизного!" Зинаида Петровна чувствовала себя скверно: она с тоской посматривала на часы, лениво поддерживала разговор с дамами; в висках стучало, в глазах темнело, во всем теле чувствовалось утомление, все окружающие казались противными... Усевшись в кресле, Зинаида Петровна что-то отвечала, когда ее спрашивали; насильно улыбалась, когда гости смеялись; делала вид, что все слышит и соображает, в то время, как в ушах ее отдавались только одни неопределенные звуки голосов, а глаза смыкались. Остановивши свой взгляд на физиономии Петра Трофимовича, Зинаида Петровна вдруг замечала, что эта физиономия расплывается, уши ее оттопыриваются, а нос растет, как надуваемый гуттаперчевый шар... Вздрогнув и очнувшись от столбняка, Зинаида Петровна должна была делать на лице непринужденную улыбку, но это у нее не выходило...

– - Владимир! Не пора ли нам?
– - умоляюще спрашивала она мужа.

– - Да, да... идем...

Но Захар Петрович вскакивал с места и кричал:

– - Ни за что! Без ужина? Не пущу... Я и шапки у всех отобрал, и калоши спрятал...

– - Что вы это?
– - вмешивалась Глафира Ивановна.
– - В кои-то веки соберетесь, да посидеть не хотите? Еще рано, нет 12...

И Промотовы снова послушно опускались на места. Судьба однако сжалилась: из редакции прибежал сторож Ильич и хриплым голосом заявил, что г. Силин просит сейчас же в редакцию, что цензор все исполосовал, что запасу нет, а ехать к цензору некому: Евгений Алексеевич не заходил и найти его нигде не могут...

Промотовы и обрадовались, и встревожились: хорошо, что есть предлог положить конец своим пыткам, но скверно, что нет Евгения Алексеевича... Простившись с гостеприимными родственниками и гостями, они торопливо пошли в редакцию.

– - Где же он? В номера посылали?
– - спрашивал дорогой Промотов.

– - Посылали... Со вчерашнего не были!
– - махнув рукой, проворчал Ильич и начал жаловаться на порядки:

– - Какое уж это направление! Ледактора собаками не сыщешь... Сколько теперь служу, а такого направления не было...