— О! Что правда?! — не удержала я радостно-удивлённого взгляда.

Этот амулет я изначально изменила и сделала не так, как учила Арысь, добавив к нему заговоры, изумруд с одним воинственным, но безвредным духом внутри и выварив волчью кость в зелье из крови и жира секача. Ох и вонь же тогда стояла в моё доме! Даже соседи пришли пожаловаться. Хотя, потом меня наоборот щедро и долго благодарили: от запаха моего варева из дюжины ближайших домов сбежали все мыши. Потому то я и обрадовалась словам Кресибора, но, видно зря…

— Ты находишь это забавным и радостным, ведьма? — чуть задрав подбородок, надменно спросил Кресибор. — Ты обладаешь подобными знаниями, чтобы создавать эти и другие мощные амулеты, обереги и зелья… Но при этом посмела утаить эти знания?!

— Вообще о моих знания и умениях знают все, кто хоть…

— Молчать! — старейшина ударил посохом в пол и эхо удара по кругу облетело комнату.

Я замолчала и поджала губы. Как я ни надеялась расположить к себе Кресибора, видит Сварог, разговор у нас сразу не заладился. Печально. Особенно для меня.

— Не смей молвить без моего дозволения, ведьма Звенислава! — почти что процедил разгневанный волхв-последователь. — Ты злонамеренно утаила собственные знания и силу. Знания и силу…

Тут волхв Кресибор набрал в грудь воздуха и уже громче, с гневном и эмоциями произнёс:

— Которые ты могла посвятить служению Сварогу, покровителю Небесного огня и творцу нашему!!! Но вместо этого, прельщённая лихоимством и стяжательством, предпочла ублажать низменные бытовые интересы обывателей! ПОЗОР ТЕБЕ ЗВЕНИСЛАВА!

И вновь позолоченный посох ударил в пол, а свет свечей — настоящих, восковых — дрогнул и на несколько мгновений сменился багрово-алым. Я ощутила вибрации чужой агрессивной магии — она плотной давящей и удушающей стеной навалилась на меня, сплела и спеленала по рукам и ногам. Я невольно охнула от тяжести, мне стало трудно дышать, а колени у меня подкосились.

Стоящие по обе стороны от меня богатыри-клятвенники тут же подступили вплотную ко мне. Я ощутила холод от стали на их руках, когда пальцы воителей, в кольчужных рукавицах, сомкнулись на моих предплечьях.

Кресибор удовлетворённо усмехнулся, обошёл стол и свободной рукой подхватил со стола небольшой пузырёк. А я, увидев это, мысленно выругалась. Робкие надежды не оправдались: волхв прознал о нападении улишиц и о смерти одного из стражников Орлеца. А ещё треклятый Кресибор знал, какое зелье помогает против магии Улишиц — смесь можжевельник, зверобоя и толчённый моллюск перловица. Сейчас в левой руке Крота поблёскивал второй пузырёк с этим самым зельем. Тот самый, который я нарочно придержала и не дала стражнику по имени Милко.

— Но главная твоя провинность, ведьма Звенислава, — Кресибор приблизился ко мне и обдал меня смесью своих сладковато-приторных благовоний, — в том, что ты по своему злому умыслу и с жестокостью в сердце, позволила умереть доброму молодцу, верному защитнику своего родного края и подданному князя Красномира — Милко Миляю, сыну лодочника из Орлеца.

Волхв чуть опустил крупную голову, сверкнул поверх очков тёмными глазами и наклонился к моему правому уху.

— Ты совершила убийство, ведьма, — с упором на предпоследнем слове, прошипел Кресибор.

— Я спасла остальных воинов ценой жизни одного… — дрожащим слабеющим голосом ответила я.

У меня не было сомнений в правильности моего решения: я уберегла намного большей жизней ценой одной. Как бы цинично и жестоко это не выглядело.

— Не тебе решать кому жить, а кому помирать, — отстранившись от меня, ядовито и громко прошептал Крот. — На то есть воля Сварога!..

С этими словами пальцы левой руки волхва жестко, с силой схватили и сжали мои скулы. Виски и темя пронзила глубокая жгучая боль. Это ослепляющее болезненное ощущение растеклось по всей голове и по всему лицу. Как будто мне невероятным образом залили под кожу лица и головы крутой кипяток!

Я кричала и чувствовала это, но не могла слышать собственного голоса — только в беззвучном крике напрягать рот. Глаза слезились, виски и лоб, скулы и щёки, темя и затылок — всё горело огнём и варилось в жаре бесконечной текучей боли.

А перед лицом у меня застыла раскрасневшаяся рожа Кресибора Крота, с его блестящими в свете свечей треклятыми очками.

Меня заставили раздеться до нижней сорочки, и разрешили оставить только сапоги. Взамен верхней сорочки и поневы дали какое-то застиранное и дурно пахнущее одеяло с выцветшими на нём узорами. После этого, свинья в очках, как я про себя называла Кресибора Крота, нацепил мне на шею довольно увесистый металлический ошейник, покрытый вязью переплетающихся магических узоров и рун. Что особенно важно, потёртый и слегка поцарапанный ошейник был «украшен» несколькими крупными опалами, в которых я немедленно почувствовала силу треклятого ловидуха.