Шрифт:
– Майор, мне нужна срочно машина в монастырь. Там раненые люди.
– Санитарная еще вчера послана в Кулунду, остальные не исправны.
– Дайте дежурную машину части.
– Это в компетенции командира части. Я не командую строевыми машинами.
И тут мне захотелось еще раз влепить по этой роже. Я уже размахнулся для удара, как майор резво откинулся назад и скрылся за дверью.
– Псих, идиот, - вопит он.
– Я тебе весь дом разнесу, сволочь.
– Я сейчас вызову патруль.
– Чихал я на твой патруль.
Два раза я пытался высадить дверь, но к сожалению она открывалась в сторону лестницы.
– Если еще раз увижу тебя, разворочу всю харю, - ору на всю лестницу.
Пришлось убираться ни с чем..
Прошел по дороге в сторону монастыря километра полтора, когда меня настигает газик. Из него выскакивает капитан с повязкой "патруль" и три солдата со штыками на ремне.
– Борис Дмитриевич, стойте. Начальник патруля, капитан Синицын.
– Синицын? Что то я о вас слышал. Ага, вспомнил. Маргарита Андреевна о вас тепло отзывалась.
Капитан смешался.
– Извините, но за хулиганские действия, мне приказано задержать вас и отправить на гауптвахту.
– Капитан, там, в монастыре ранены люди, они нуждаются в моей помощи, если вы меня задержите, некоторые погибнут...
– Я получил приказ.
– Иди, ты..., я то думал друзья Риты, мои друзья, а ты... оказался такой же.
Я повернулся и пошел по дороге дальше. Но тут кто то ударил меня в спину, повалил и солдаты заломили руки.
Сижу в окружении солдат на заднем сидении газика и с отвращением думаю о том, что произошло. Как же я не смог уберечься, сорвался на этом мерзавце, теперь из-за меня погибнут люди.
Второй день на "губе". Дверь камеры открылась и появился полковник Семененко.
– Борис Дмитриевич, вот так встреча. Сегодня утром, когда мне доложили о том, что вы здесь, я не поверил...
– Меня посадили вчера, когда я узнал, что в монастыре произошло несчастье, транспорт не выделили и задержали в пути.
– Знаю, знаю, - морщится полковник.
– Ужасная трагедия, мы уже послали туда врачей, там действительно несколько монахинь нуждались в медицинской помощи...
– Много погибло?
– Не так уж много, человек шесть. Монастырь наполовину разрушен, очень все скверно.
– Так долго меня здесь будут держать?
– Я разобрался во всей вашей истории, ошибка вышла. Вы никого не побили, дверь не сломали, ну а то, что ругались матом и грозили кому то рожу разбить, так кто у нас из нетрезвых этого не делает.
– Я был трезв. На работе не пью.
– Похвально, однако о том, что вы были пьяны свидетельствуют несколько человек.
Не срывайся, осторожно.
– Мне можно идти?
– Идите, Борис Дмитриевич, идите. Извините нас, если что...
В мед пункте рев.
Надежда плачет на плече.
– Сволочи, это они нарочно.
– Мне наверно надо все же идти в монастырь.
– Не ходите, доктор, нас по радио предупредили, что дорога на монастырь перекрыта, там стреляют кассетами... с иглами.
Врывается Вера.
– Доктор, вы уже здесь. Знаете новость. Сегодня было такое... такое.
– Не томи, говори.
– На разводе, перед всей частью, Маргарита Андреевна влепила пощечину капитану Синицыну. Все стояли как немые, никто слова не сказал, даже командир части. Потом, Маргарита Андреевна сказала ему "подлец" и ушла.
– Вот почему они поспешили меня сегодня выпустить. Что же все таки твориться в монастыре?
– Не знаем, сведений нет.
Прибежал дед Тимофей.
– Я так и знал, что долго держать не будут, попался мне этот лейтенантик... Павлов, я ему прямо все и выложил. "Пьянь, говорю, паршивая, хорошего человека сгубить хотите, да я ваши сраные казармы сожгу, если хоть ногтем заденете..." Он от меня как заяц по кустам удирал.
В приемную стал набираться народ. Все обсуждали происшедшее, а воинственный дед Тимофей призывал всех на баррикады.
Вечером пришла уставшая Рита.
Она молча прижалась ко мне и затихла.
– Тебе здорово досталось..., - тихо говорю ей.
– Досталось. Полчаса тому назад приезжал в школу полковник Семененко, пытался сделать мне внушение...
– Это за пощечину?
– За нее. Всегда чего то боялась, а сегодня вдруг... наорала на него.
– Как же ты набралась храбрости, прийти на развод и сделать такое?
– Сама не знаю.
– Как теперь Синицын переживет такое?
– А мне наплевать.