– Вы можете сидеть здесь и никуда не бегать?
– спрашиваю их.

– Хорошо, дядя, - лепечет испуганный старший.

– Будь умницей, к маме в дом не ходи, это опасно.

– Хорошо, дядя.

Мы идем с майором к следующему дому.

– Майор, как так получилось, что в деревню попал газ?.

– Ракета принесла.

– Что?
– я обалдел и остановился.

– Ну, ошиблись ракетчики в расчетах, недалеко от деревни и упала. Что вы думаете, здесь без конца такие ляпы.

– Разве здесь испытывается бактериологическое и химическое оружие? Вы не находите, что это... варварство, майор?

– Это не наше дело. На это есть военное ведомство, там решают.

– Почему не наше? На деревню падают ракеты со страшной начинкой...

– Слушайте, доктор, держите рот на замке, мне совершенно неинтересны ваши рассуждения о морали. Произошла ошибка, надо ее исправлять.

В молчании подходим ко второму дому.

Здесь опять смерть. Красивый мужик скрючился на крыльце и застыл в неестественной позе. В доме, на лавках и кровати его жена и мать. Мать что то помешано говорит, обращаясь к черной иконе в углу. Жена устало глядит в потолок. Я их осматриваю и вывожу на улицу.

– Что вы задумали?
– спрашивает Молчанов.

– Пытаюсь хоть немногим спасти жизнь.

– Поздно.

– Не каркайте.

– Все равно, мы их и дома сожжем. По инструкции, зараженные районы должны быть обработаны...

– Слушайте, майор, не мешайте мне. Вы меня слишком плохо знаете и не стоит вставать поперек... Пока я не проверю и не обезопасю людей, ни о каких пожарах разговора не будет.

– Да кто ты такой...

И тут я не выдержал и всадил кулаком в этот противно выпирающий белый респиратор, тело согнулось, заскользило на траве и покатилось под гору.

Весь день сортировал больных и здоровых и чуть не плакал от бессилия, что нет лекарств, прививок и ничем нельзя помочь несчастным. Кое кто из этих несчастных наверно действительно хватил минимальные дозы газа и теперь медленно загибался, бился на земле в периодичных судоргах. Майора нигде не было и я попросил офицер оцепления прислать мне тридцать небольших одноместных палаток, воды, пищи и лекарств. Все, кроме лекарств, часа через четыре прислали и вскоре маленький лагерь раскинулся на чьем то огороде. На следующий день опять отсев, уже умерших от вчерашних "здоровых" и так три дня. Когда понял, что только семнадцать человек останутся жить, разрешил сжечь село. Мы еще оставались в карантине две недели и потом, все поехали в Глушково... Камышевка исчезла.

Первой меня встретила медсестра Надежда. Она обняла и тихо всплакнула.

– Ну что вы? Все в порядке, я вернулся.

– Я вижу. И все же боялась, всего боялась.

– Как девочка?

– Какая? А, из Камышевки, с ней все нормально, я ее здесь три дня выдержала, потом родственники взяли к себе. Ее отец и мать...?

– Умерли. Если бы вы знали, как я хочу есть.

Она отрывается от меня и поспешно собирается.

– Я сейчас.

– Куда вы?

– В столовую.

В комнату врывается Верка и тихо валится на стул.

– Доктор... Вы вернулись.

– Вы что, похоронили меня?

Она молчит и огромными глазами смотрит, как я скидываю рубаху и роюсь в чемодане.

– Я молилась...

Я похожу к ней и треплю за щеку.

– Спасибо. Лучше скажи, сегодня можно сделать баню.

Теперь Верка подпрыгивает.

– Я договорюсь. Соседи воды накачают. Совсем забыла, что там был ад.... Я побегу, доктор...

– Беги.

Надежда принесла судки.

– Ешьте доктор. Я как сказала там, что вы вернулись, так они навалили вам... шесть котлет дали..., здесь компот и сок.

– Спасибо, Надя.

– Поселок взбудоражен. Камышовцев, что вы привезли, разбирают по домам. Сейчас любопытные сюда прибегут.

– Это зачем же?

– Переживали за вас. Сама мать игуменья, отстояла службу, просила бога за вас.

Пока я ем, дом набирается людьми. В приемной сидят Варька, дед Тимофей, инвалид Петрушенко, сумасшедшая Клавка, еще несколько незнакомых мне людей. Они сидят в приемной и шумят. Когда спускаюсь вниз, наступает тишина.

– Вы все ко мне на прием?

– Это... мы, то есть я... с вопросом, - поднимается дед.
– Мы уже все знаем. Камышовцы рассказали.

– Так что за вопрос?

– Этот, майоришко, Молчанов и его банда, тебе помогали?

– Он куда то исчез, я его так до конца и не видел, а остальные и не приезжали.

– Я говорил, - торжественно обращается ко всем дед, - этим до нас дела нет. Все сошлось.

Теперь все загалдели. Дед подходит ко мне и наклоняется к уху.

– Это правда, что ты Молчанову морду набил?