Он защитил меня своим телом!

– Анна и Норман, – позвал доктор Робертсон, держа в руке какие-то бумаги. – Можно вас на минутку?

– Что случилось? – спросила Анна.

Он многозначительно посмотрел на нее, и она… она, кажется, сразу поняла. В одно мгновение глаза, которые я так любила, наполнились отчаянием.

– Пришло одобрение от Социальной службы, – сказал доктор Робертсон.

– Нет, – покачала головой Анна, отстраняясь от Нормана. – Пожалуйста, нет.

– Ну, как вы знаете, это частная больница, а он…

– Пожалуйста! – умоляла Анна со слезами на глазах, сжимая платье, – не переводите его отсюда, пожалуйста! Ваша больница лучшая в городе. Вы не можете его выписать! Пожалуйста!

– Извините, – сокрушенно ответил доктор, – это не зависит от меня. Насколько мы понимаем, вы и ваш муж больше не являетесь законными опекунами мальчика.

Моему мозгу понадобилось время, чтобы переработать услышанное. Что он сказал?

– Я за все заплачу! – Анна лихорадочно мотала головой. – Мы оплатим госпитализацию, лечение, все, что ему понадобится. Не отдавайте его в другую больницу!

– Анна, – прошептала я.

Она схватила доктора за полу халата.

– Умоляю вас…

– Анна, что он сказал?

Она дрожала. Через несколько мгновений, словно смирившись с поражением, Анна медленно опустила голову. Затем повернулась ко мне. Когда я увидела ее потухшие глаза, пропасть внутри меня сделалась еще шире.

– Это была его просьба, – сказала Анна глухим голосом, – он так захотел. Ригель был непреклонен. На прошлой неделе он попросил нас с Норманом остановить процесс его усыновления.

Анна сглотнула слезы, медленно покачала головой.

– Мы занимались этим последние дни. Он… он не хотел больше у нас оставаться.

Из мира как будто выкачали весь воздух. Пустота в сердце поглотила все чувства.

Что Анна говорила? Это не могло быть правдой. «На прошлой неделе мы…»

От страшной догадки стало тесно в раненой груди. Ригель попросил их об этом после того, как мы были вместе?

«Так ты никогда не будешь счастлива».

Нет! Нет, он тогда меня понял, я же ему все объяснила. Нет, тогда мы разрушили разделяющие нас стены и впервые заглянули друг в друга, и он понял, он меня понял…

Ригель не мог этого сделать – бросить семью, снова стать сиротой… Ригель знал, что мальчики, отправленные обратно, не остаются в Склепе. Их считают проблемными и отправляют в другие учреждения. И в ближайшие годы я не узнала бы, куда его перевели, это конфиденциальная информация. Может, я бы вообще никогда его не нашла.

Почему? Почему ты мне ничего не сказал?

– Мистер и миссис Миллиган, благодарю вас за доверие к нашему учреждению, – сказал доктор Робертсон, – однако… должен быть с вами честен. Состояние Ригеля критическое. У него серьезная черепно-мозговая травма, и мальчик близок к тому, что называется комой третьей степени, то есть глубокой комой. А сейчас… – Он замялся, подбирая слова. – Ожидать, что наступит регресс, пока не приходится. Возможно, если бы он был здоровым молодым человеком, клиническая картина внушала бы оптимизм, но на фоне его основного заболевания…

– Заболевания? – прохрипела я еле слышно. – Какого заболевания?

Глаза Анны расширились, она повернулась ко мне и… ничего не ответила. Она молчала, потупив глаза, а доктор смотрел на меня так строго, как будто я спросила про диагноз совершенно постороннего мне человека.

– Ригель страдает от редкого заболевания, – наконец сказал доктор Робертсон. – Это нейропатическое расстройство, которое проявляется в приступах мучительной боли чаще всего в висках и глазах из-за компрессии тройничного нерва. Он родился с этим, но со временем как-то научился жить с болью… К сожалению, вылечить такое заболевание трудно, но болеутоляющие препараты облегчают состояние и с годами могут даже способствовать снижению количества приступов.

Секундная стрелка бежала на запястье у доктора, отмеряя ход времени, а меня не было. Меня там больше не было, в этой палате. Я была за пределами реальности.

Душа замкнулась, онемела, мои глаза медленно скользили по Анне. Она как будто распалась на части, взорвалась под моим взглядом.

– Прости, Ника! – Анна снова заплакала. – Мне очень жаль. Он… он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о его боли и заставил нас с Норманом пообещать ему, что об этом никто не узнает. В первый же день, как вы к нам переехали, заставил поклясться. Мы узнали от миссис Фридж, а Ригель не хотел, чтобы еще кто-нибудь, кроме нас, был в курсе. – Всхлипывая, Анна закрыла лицо руками. – Я не могла сказать ему «нет»… Я не могла… Прости…

Нет! Меня сотрясал оглушительный рев. Все это неправда, мне снится кошмар.

– Когда ты нашла Ригеля на полу в ту ночь, я до смерти испугалась. Подумала, что у него случился приступ и он потерял сознание.

Нет!

– Я рассказала психологу о его проблеме из лучших побуждений, чтобы он это учитывал. Наверное, в разговоре он упомянул болезнь, и Ригель плохо отреагировал.

– Нет, – прохрипела я.

Казалось, у меня в голове шторм, я вообще перестала что-либо понимать.