– Ты, – прошипела она сквозь зубы, тыча в меня пальцем. Таким голосом можно запросто поцарапать себе горло, подумала я. – Ты ничего не видела.

Я молчала, от напряжения сжав челюсти и уставившись ей в лицо. Затем я пожала плечами и тихо сказала:

– О’кей.

У Мики дернулось веко.

– То есть?

– О’кей, – просто повторила я.

– О’кей?

– Да.

Ярость в глазах Мики поутихла, теперь она смотрела на меня с недоверием.

– Как это – о’кей?

– Это значит – все в порядке…

– Нет, не все в порядке!

– Я ничего не видела.

– Нет, ты видела!

– Видела что?

– Сама знаешь что!

– Нет, ничего, правда.

– Не… – процедила Мики, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться, опять тыча в меня пальцем и краснея. – Ты… Ты не… Ты видела… – прорычала Мики сквозь зубы, гневно сжав кулаки.

Мгновение, казалось, растянулось до бесконечности, в коридоре было слышно только наше дыхание. Я на самом деле собиралась сделать вид, что все о’кей. Я действительно решила не придавать значения тому, что только что увидела, но Мики, судя по выражению ее лица, этого было мало: она хотела во что бы то ни стало стереть случившееся из моей и своей памяти, из реальной действительности. Если она этого хочет, я постараюсь выполнить ее желание.

Тем не менее впервые за время нашего знакомства Мики не спешила отделаться от меня и уйти. Но я понимала, что она стоит в коридоре не из-за меня. В этот момент Мики боролась сама с собой, вот почему она все еще здесь. И я не могла оставить ее одну, хотя ей наверняка хотелось бы этого, и, может, она сейчас меня немного ненавидела за то, что я торчу перед ней.

– Мики… Тебе нравится Билли? – Мой голос звучал мягко и чисто, как вода в ручье. Глупый вопрос, но я задала его, желая свести на нет драматичность момента. Мики не ответила. Наверное, от переживаний у нее перехватило горло.

– В этом нет ничего плохого, – я говорила тихо, очень тихо и как можно ласковее, пытаясь взглянуть ей в глаза.

– Ты не понимаешь, – раздраженно выпалила Мики. Из ее глаз изливалось отчаяние, кулаки по-прежнему сжимались в безмолвной мольбе.

Я промолчала, потому что, может быть, я правда чего-то не понимала.

Но Мики была здесь, и никогда прежде мне так не хотелось заглянуть в ее глаза под капюшоном и почувствовать, как они отвечают мне, возвращают частичку тепла, о которой до сих пор я не осмеливалась просить.

– Ну может быть, и нет, – пробормотала я, опуская лицо. – Но если бы ты мне объяснила и мы поговорили, то, может, все оказалось проще, чем ты думаешь. И, может, ты поняла бы, что в этом нет ничего плохого, стыдного или неправильного. Иногда лучше поделиться с кем-то, чем промолчать. Некоторые вещи перестают нас мучить, когда мы с кем-нибудь о них поговорим.

Мики поджала губы, а я просительно смотрела на нее, соединив ладони в умоляющем жесте, так что пластыри на моих пальцах сложились в разноцветную картинку.

– Если ты со мной поговоришь, клянусь, я постараюсь тебя понять. Если б только ты попробовала. Обещаю помочь, чтобы ты сделала это легко, словно выпила стакан воды.

Лицо Мики дрогнуло.

– Мики, – мягко прошептала я, – хочешь выпить стакан воды?

Мы с Мики, наверное, больше часа просидели на полу у стеклянной двери, ведущей из кухни на задний двор. У стола стояла пара стульев, расположиться на которых, конечно, было бы удобнее, но мы не двинулись с места, так и сидели со стаканами воды и смотрели, как солнечный свет льется сквозь листву.

Мики говорила мало. Дружеская, доверительная атмосфера не помогла ей выплеснуть то, что хранилось внутри. Мы просто сидели рядом, дыша одним воздухом.

– Она от тебя, – сказала я, – та белая роза каждый год в День сада. Это ты.

Мики промолчала.

– Почему бы тебе не признаться ей?

– Она не ответит мне взаимностью. – Мики запрокинула голову и смотрела в потолок.

– Ну как знать…

– Мне и не нужно знать, – сказала Мики, – ей не нравятся… девушки.

Мики сидела в напряженной позе.

– Представляю, как после этого она на меня посмотрит.

– Наверняка Билли посмотрит на тебя с любовью. Она тебя обожает.

Но Мики покачала головой, грустными глазами уставившись в пространство.

– В том-то и дело, что я ее лучшая подруга, – пробормотала она, и ее слова прозвучали как приговор, которому, с другой стороны, можно и радоваться. – Наши отношения очень ценная, надежная штука. Мы с ней знаем, что всегда можем друга на друга рассчитывать. А если я признаюсь, то все рухнет. И вернуться к тому, что было раньше, станет невозможно. Я не хочу ее терять. Даже думать об этом боюсь. Не могу отказаться от нее.