Она взяла меня за руку, и сердце снова дрогнуло. Маленькая девочка во мне сразу оживилась, смущенная сильными эмоциями. Анна подвела меня к вазе, в которой букет великолепных тюльпанов ждал, чтобы его украсили лентами.

Я была слишком подавлена, чтобы разговаривать. Следуя ее деликатным указаниям, я стебель к стеблю собирала цветы в компактные пучки, а Анна обвязывала их, потом завивала кончики ленты и заодно научила меня, как это делать. Я с восхищением наблюдала за ее осторожными, но четкими движениями рук.

Мы составили один большой букет и вместе залюбовались великолепной композицией из розовых и кремовых тюльпанов.

– Хорошо получилось! – констатировала я зачарованно, вновь обретая голос.

Потом у меня перед носом вдруг возник тюльпан. Только через секунду я поняла, что мне его с улыбкой протягивает Анна. Я взяла цветок и погладила нежный бутон свободным от пластыря пальцем.

– Нравится?

– Очень…

С шаловливым видом Анна взяла розовый тюльпан и уткнулась в него носом.

– Какой он?

Я непонимающе посмотрела на нее.

– То есть?

– Чем это пахнет?

Я удивленно подняла брови.

– Тюльпаном?

– Нет-нет, подумай еще… Цветы никогда не пахнут цветами! – Глаза у Анны игриво блестели. – Что напоминает его запах?

Я снова понюхала тюльпан. Его запах напоминал… Напоминал…

– Леденец! Малиновый леденец, – сказала я, и глаза Анны задорно сверкнули в ответ.

– А мой пахнет чайными пакетиками и… чистым бельем. Да, свежевыстиранным бельем!

Я спрятала улыбку внутри бутона. Бельем? Я лучше принюхалась, весело поглядывая на Анну.

– Мыльные пузыри.

Мы так и смотрели друг на друга, уткнувшись носами в лепестки.

– Детская присыпка, – добавила она.

– Варенье из лесных ягод.

– Пудра!

– Сахарная вата.

– Сахарная вата?

– Да, сахарная вата!

Анна посмотрела на меня, а потом расхохоталась. Ее смех застал меня врасплох: сердце подпрыгнуло от изумления, я несколько ошарашенно посмотрела на нее. Когда ее блестящие глаза встретились с моими и я поняла, что стала причиной ее внезапной радости, то почувствовала жгучую любовь к этой женщине. Мне хотелось снова ее рассмешить, хотелось, чтобы она смотрела на меня так каждый день, отчего мое сердце трепетало бы.

Смех Анны обещал сказку и счастливый конец нашей истории, который, казалось, уже не за горами. Ее смех вызывал во мне тоску по тому, чего у меня никогда не было.

– Ты права, – заключила она, – он пахнет сахарной ватой.

Я почувствовала, как тает моя душа, когда она погладила меня по голове. Ее доброта победила мою грусть, и мы стояли посреди кухни и смеялись, окутанные самыми разными запахами, но только не ароматом тюльпанов.

Какое-то время мы составляли другие букеты, а потом я пошла наверх.

На душе было легко и светло, ко мне вернулась беззаботность. Как ни крути, только волшебница Анна могла вернуть мне крылья.

В коридоре я встретила Клауса и решила с ним немного поиграть. Кончилось тем, что я бегала по второму этажу, пытаясь от него спастись. Этот котяра преследовал меня с боевым мяуканьем, кусая за пятки как одержимый, и в итоге я бросилась вниз по лестнице. Забежав в гостиную, я забралась на кресло, и его когти вонзились в подлокотник. Пытаясь дотянуться до меня, он несколько раз полоснул лапой воздух, но в конце концов решил, что я достаточно наказана, поэтому повернулся и вразвалочку удалился.

Убедившись, что он действительно ушел, а не спрятался за углом в засаде, я спустила ноги на пол. Ну, по крайней мере, мне удалось привлечь его внимание.

В кармане джинсов прожужжал мобильный. Пришло сообщение от Билли: «Бабушка говорит, что ты давно к нам не приходила. Почему бы нам завтра вместе не позаниматься у меня?» Ниже, как обычно, было новое видео с козой. Я должна была уже привыкнуть к тому, что Билли считает меня подругой, но всякий раз испытывала благодарность к ней, как в первый день знакомства. Я начала писать ответ, через слово ставя восклицательные знаки, как вдруг услышала какой-то шорох.

Я оторвалась от телефона и на диване у стены увидела длинную, неподвижную человеческую фигуру.

Голова лежала на подлокотнике, темная рубашка сливалась с обивкой дивана. Когда я поняла, что это Ригель, мое сердце остановилось. Одну руку он положил на грудь, другую откинул назад, за голову; белые пальцы расслабленно повисли в воздухе. Он спал.

И как я его не заметила? Надо же, решил поспать посреди бела дня. Я сидела, уставившись на Ригеля, но совесть напомнила мне, что я чувствовала, и велела сейчас же уйти. Я не должна смотреть на него после того, что случилось. Одно его присутствие повергало меня в печаль.