Как-то днем стало тому тяжелому, у которого жена в веснушках, совсем плохо. Тяжело и часто дышать он стал. Медсестра с доктором забегали, подушку кислородную принесли, суетятся около него, а ему всё хуже и хуже, и уже сознания не стало у него. Минут двадцать он еще учащенно дышал, да и затих. Сестра носилки принесла, простыней его накрыла, и вместе с врачом вынесли они его из палаты. А к вечеру его жена пришла. Идет тревожная, усталая — наверное, с работы — и смотрит вопросительно на него, и вроде спросить хочет: «Как там муж мой?» А он отвернулся и сделал вид, что знать ничего не знает про мужа ее.

Потом через две недели перевели его в военный госпиталь — еще несколько недель уши долечивать. Вернулся он на заставу, уже когда морозы спали и дело к весне повернулось.

* * *

— Алё! Это рифмовщик. У меня есть кое-что оптимистичное.

Она не сразу ответила. Сначала послышался какой-то шорох. Потом прозвучал ее голос:

— Да. Я помню. Вы хотите встретиться?

— Да. То есть нет. Если вам не хочется, то не надо, — ответил он. — Я могу прочесть по телефону.

Она молчала — наверное, обдумывала, как поступить. Он не торопил ее, он тоже молчал. Через несколько секунд она сказала:

— Я сейчас занята — может быть, завтра?

— Хорошо, — ответил он. — Опять там и опять в черном?

Она усмехнулась и ответила:

— Можно и не в черном. Погода плохая — можно и не там.

— Тогда где-нибудь в кафе? — спросил он.

— Я согласна, — ответила она.

* * *

Эту забегаловку он посещал в основном летом. Осенью народ туда не очень стремился. В углу парка в плохую погоду гуляющих за день можно было и не встретить. Но почему-то кафешка работала до самых холодов.

Она всё-таки пришла в черном, только красный шарф ярким пятном выделялся на фоне темной фигуры.

— Куда мы пойдем? — увидев его, спросила она.

— В кафе, вы же согласились, — ответил он.

— Только, пожалуйста, где не очень шумно.

— Мы, возможно, там будем одни, — ответил он.

Кафешка действительно была пуста. Знакомая продавщица за стойкой откровенно бездельничала. Она что-то увлеченно читала и не сразу обратила на них внимание, и только когда они подошли к стойке, оторвалась от чтения.

— А… Это вы. Здрасьте, — сказала она и с неприкрытым любопытством уставилась на его спутницу.

— Нам по чашечке… — и он спросил: — Может быть, кофе?

— Да, — согласилась незнакомка.

Они расположились за столиком в углу, где стеклянные стены заведения позволяли наблюдать за этим уголком парка. Мокрые голые деревья уныло стояли вдоль пустых дорожек, и только парочка роскошных елей скрашивала этот грустный пейзаж.

— Вы обещали что-нибудь оптимистичное, — сказала она, отпивая кофе мелкими глотками.

— Да, конечно, я прочту, — сказал он. — А если хотите, просто передам вам текст.

— Лучше прочтите, — улыбнулась она и приготовилась слушать.

Он негромко, стараясь не привлекать внимание продавщицы, прочитал:

— Я смотрю на облака.

Вы откуда и куда?

Пролетите надо мною,

Не оставите следа.

Что там в небе вы творите?

Тучу черную с грозой?

Ничего не говорите,

Растворяетесь порой.

Я смотрю на облака —

Может, мне туда пора?

Будто там я в вышине

Полечу, как бы во сне…

Она слушала закрыв глаза, а он продолжал:

Захочу лететь — лечу,

Захочу молчать— молчу.

Я свободна. Всё хочу

И лечу, лечу, лечу…

Я смотрю на облака,

Что плывут туда-сюда.

Плавать в небе высоко,

Улететь бы далеко,

Где другие будут все,

Где грустить не надо мне.

Я гляжу на облака —

Вы откуда и куда?

Он закончил читать. Она сидела неподвижно и молчала.

— Вам понравилось? — спросил он.

— А где же оптимизм? — улыбнулась она.

— Оптимизм… Там, в облаках, — ответил он.