Затем герцог просто протянул руку — спокойно и в то же время неумолимо, мгновенно, так, что Лаора снова не смогла разглядеть движения, — и сжал пальцы на горле воина.

Седаар Карион подхватил громадное тело так, будто оно весило не больше перышка, поднял на миг вверх — отвратительный хруст перебил даже шипение огненных игл, выжигающих воздух, — и бросил во второго раба. Тот, кажется, ушел от удара, сплетая похожую на острое кольцо атаку, но прежде чем смог насытить ее силой, был пронзен каким-то громадным оранжево-алым клыком, выросшим прямо из каменного пола совсем рядом с Лаорой. Девушка закричала, видя, как, разрывая грудину и живот, шипя от прикосновения к раскаленной поверхности, оседает на этом зубе вниз странное нескладное тело с длинными руками и ногами, и как тухнет взор подростка, кажущегося на пороге смерти еще младше.

Не помня себя, слыша лишь боль, Лаора попыталась сбросить парня с клыка, хотя бы замедлить падение, потом, отчаявшись — поддержать последнюю искру жизни, но купол, защищавший ее, не пропустил ни одного плетения, и девушка только упала на колени, бессильно задыхаясь.

А воздух снова и снова взрывался, ослепляя, оглушая.

Седаар Карион двинулся вперед, вокруг него клубами и волнами разлеталась кроваво-красная волна. А Син… Лаора отчаянно искала в этом огненном мареве Сина, но затуманенный слезами взор находил только раздробленные камни и металл, пепел там, где раньше была мебель, зиявшие черными провалами окна без стекол, обугленные стены — и тела.

Весь донжон дрожал, и было ясно, что башня вот-вот рухнет.

И куда бы ни смотрела Лаора, она видела только демона.

Большая черная люстра стекала металлическими каплями вниз за спиной Седаара, как если бы ее сделали не из чугуна, а из снега. Жар сочился даже сквозь барьер.

Но вот какая-то молния пролетела мимо, и снова Седаар отбил это движение, резко развернувшись, почти лениво, как кот играет с мышью.

Не выдержала магии кладка: задрожала, треснула, начала осыпаться та часть полукруга, что была по правую руку от Лаоры. Крыша рухнула совсем рядом с куполом, одна из крупных керамических пластин скользнула по щиту, и девушка инстинктивно прижалась к полу, закрывая голову руками. Воздушный купол не пропустил черепицу, а когда Лаора открыла глаза, увидела только оставшуюся от обожженной глины пыль. В каком-то животном инстинкте девушка попыталась отодвинуться от испепелившего пластину купола, даже не сообразив, что она уже прижималась к нему лицом и ладонями. Упала назад, на горячий пол.

— Син, Син, Син… — шептала она, вглядываясь в закрытую дымом пустоту. — Свет, прошу, пожалуйста…

.

Вдруг все потухло. Лаоре даже показалось, что это она ослепла и оглохла.

Абсолютная темнота. Тишина.

И следом вспышка темно-красного света озарила ставшее неподвижным пространство. Седаар Карион создавал что-то: багровый цветок распускался над его ладонью, пульсируя, как живой, разрастаясь, впитывая тьму из пространства. Глядя на это концентрированное зло, Лаора ясно поняла, что прикосновения к цветку не переживет никто и ничто — ни материя, ни душа.

Даже Седаар не касался его — искра парила над его бледной кожей на расстоянии ладони.

Лаора не могла отвести взора от мерцающих тьмой лепестков. Черные отблески — как вообще отблески могут быть черными?! — освещали ледяную улыбку Седаара Кариона. Каждый раз, когда раскрывающийся цветок вспыхивал новым ало-черным лепестком, полуразрушенная башня освещалась, и в этом свете Лаора видела смерть — искореженные тела бывших рабов.

И Сина. Сина! Валявшегося навзничь, буквально прибитого чем-то к каменным плитам. Измазанного копотью. Он лежал, выгибаясь, словно пол был раскален, но кто-то удерживал его за ладони и ступни и не давал избежать губительного жара.

Ни звука не раздавалось, и даже Син не стонал, но каждый новый лепесток словно громом поражал Лаору и все вокруг. Лепесток — шаг Седаара Кариона к Сину.

И Лаора закричала не помня себя, видя, как Седаар медленно подходит к человеку, которого она любила всю свою жизнь, который заботился о ней, научил ее всему, сделал ее той, кем она была:

— Нет!!! Нет, пожалуйста, не трогайте его! Я сделаю все, что вы хотите! Я умоляю вас, только не трогайте его! Это я во всем виновата! Он здесь ни при чем! Умоляю!

В новой вспышке она поймала взгляд Седаара — искрящиеся золотом черные глаза, обратившиеся к ней. Тонкие губы изогнулись, блеснули зубы. Он улыбнулся, и Лаора не поняла, почему демон вообще улыбается.

— Он же отдаст тебя Оркайору, своему господину, — раздался низкий голос, и Лаора услышала в нем смерть. — Разве не проще избавиться от этой опасности?

— Нет, — прошептала она. — Не верю. Даже если так, какая разница… Умоляю вас, не надо!

Седаар смотрел на нее заинтересованно, и вдруг девушке показалось, что в его облике что-то поменялось, словно сомнение на миг отразилось в чертах. Син, раньше выгибавшийся дугой, беззвучно рухнул спиной на пол. А следом за этим послышался треск, а затем и грохот — еще часть стены рассыпалась, чуть не похоронив под собой успевшего откатиться Сина и целиком завалив тело мужчины, которого Седаар убил первым. Только сейчас Лаора услышала какие-то приглушенные, далекие воплии — снаружи, внизу. Люди кричали.

Над похожими на беззубую улыбку разбойника обломками вилось черное небо. Тусклые звезды еле пробивались сквозь облака. Только сейчас Лаора поняла, что ей теперь невероятно холодно, а не жарко.

Но это было совсем не важно.

Она бросилась на колени по центру своего купола и склонилась так, как никогда и ни перед кем не кланялась: лбом в пол, в жесте абсолютного подчинения.

— Прошу, сохраните ему жизнь! Умоляю, умоляю! — заплакала она, сжимая руки перед собой.

Лаора слышала, как Седаар приближался к ней. Каждый шаг. И с каждым шагом думала: «Он идет ко мне. Не к Сину!» Быть может, опекун успеет уйти? Он ведь увернулся от камней, значит, больше не связан.