За окном послышался приглушенный выстрел, за ним второй...

Стреляли где-то за пустырем, у переезда.

– Что это?
– Глаша затихла и прижала руки к груди.
– Неужели Степа?

– Сразу уж и Степа!
– скрывая тревогу, сердито сказала Екатерина Петровна.
– Стреляют и стреляют... Мало ли!

Она обняла Глашу за плечи, гладила по голове, а сама, не отрываясь, вглядывалась в темное окно...

Федор шел к переезду, когда увидел, как из переулка вышел человек в черном пальто и серой мерлушковой шапке. Держась в тени, он направился к дощатым мосткам, уложенным между путями.

– Гражданин!
– окликнул его Федор.

Человек обернулся, увидел его и, пригибаясь, побежал вперед.

– Куды побег?
– испуганно крикнул Федор.
– Стой. Стой, кому говорю... Ах ты, язви тебя!

Он сорвал с плеча винтовку, широко расставил ноги и, поймав на мушку спину бегущего человека, зажмурился и нажал спусковой крючок. Потом, все еще не открывая глаз, передернул затвор и выстрелил еще раз. Плечо больно заныло, в ушах звенело, Федор открыл глаза и увидел, что человек, неловко подвернув ногу, лежит на рельсах.

– Вставай!
– закричал он ему издали.
– Нечего придуриваться!

Но человек не двигался, и Федор уже жалобно попросил:

– Слышь, дядя... Вставай, а? Хватит лежать!

Человек даже не пошевелился, и Федор пошел к нему. Шел он медленно и все ждал, что человек сейчас встанет и начнет ругаться, но тот не вставал и не поправлял так неловко подвернутую ногу. Федор нагнулся над человеком и потряс его за плечо:

– Эй!..

Рука у человека откинулась, как тряпочная, и упала на рельс. Федор нагнулся ниже, увидел закатившиеся белки глаз и оскаленный, как у запаленного гоном волка, рот.

Его вдруг забила крупная дрожь, он попятился и, боясь повернуться спиной, пятился до тех пор, пока не споткнулся о какой-то кирпич или булыжник и упал. Треух с него свалился, но он не заметил этого, вскочил и не разбирая дороги побежал через пустырь к баракам.

Федор бежал и плакал, бурьян цеплял его за ноги, он спотыкался, ронял винтовку, подбирал ее и бежал дальше. Ему казалось, что человек с оскаленным ртом встал и гонится за ним по пятам и цепляет его за ноги никакой не бурьян, а тряпичная его рука. Он не помнил, как добежал до барака и очутился в комнате. Увидел встревоженное лицо Екатерины Петровны, обернувшуюся к нему от окна Глашу, тяжело опустился на табурет и с отчаянием сказал:

– Я, тетя Катя, человека убил.

– Да ты что!
– охнула Екатерина Петровна.

– Совсем убил...
– схватился за голову Федор.
– Не дышит.

Он всхлипнул, посмотрел на Екатерину Петровну полными слез глазами и спросил:

– Чего теперь со мной будет? В тюрьму, да?

– Да погоди ты! Погоди!
– закричала Екатерина Петровна.
– В тюрьму, в тюрьму... Толком сказать можешь?

– Дак я говорю...
– заморгал мокрыми ресницами Федор.
– Я ему кричу: "Стой!", а он бежит. Я опять кричу, а он все равно бежит. Ну, я и пульнул, как по инструкции...

– Пульнул, пульнул!
– сердито вмешалась Глаша.
– Слышали, что пульнул. В кого стрелял-то?

Федор повернул к ней растерянное, мокрое от слез лицо:

– Говорю же я... Мы со Степаном в патруль назначены... Ну, пошли... Потом разошлись... Один я, значит, иду...

– Да не тяни ты, ради господа!
– в сердцах прихлопнула ладонью по столу Екатерина Петровна.
– Ушел, пришел... Стрелял, тебя спрашивают, в кого? Свой он, чужой?.. С оружием был или нет?..

– Разве я знаю?
– окончательно запутался Федор.
– Свой он, не свой... Не видел я его раньше... Я ему: "Гражданин!" - документы хотел проверить, а он шасть от меня - и ходу! Ну, я и стрельнул... Подхожу, а он...

Федор судорожно вздохнул, затряс головой, словно хотел забыть увиденное, и тоскливо проговорил:

– Засудят меня теперь!..

– Разберутся...
– успокаивала его Екатерина Петровна, но по лицу ее было видно, как она встревожена.

– Стукнул и стукнул!
– вдруг заявила Глаша и отбросила рукой волосы со лба.
– Наверняка контра!

– Во!
– оживился Федор.
– Бежал ведь он...

– Ну, бежал? И что?
– строго сказала Екатерина Петровна, но смотрела не на Федора, а на Глашу.
– А если он за доктором бежал? Если несчастье у него дома и он документы впопыхах не взял? Стрелять в него сразу?

Она покачала головой, больше на Глашу не глядела. Только горько повторила:

– "Стукнул и стукнул"... Это надо же! Чтоб в такие годы и так про смерть...

Долго молчала, потом с надеждой спросила у Федора:

– Может, он живой? А, Федя?..

Федор горестно покачал головой:

– Нет, тетя Катя... Начисто я его срезал.

И закрылся ладонями, вспомнив лицо убитого.

– А Степан где?
– погладила его по голове Екатерина Петровна.
– К тебе вроде пошел?