Установив причину головокружения, мисс Берил решила, что лучше всего относиться к вирусу так же, как к человеку, от которого его подцепил. То есть не обращать на него внимания в надежде, что он исчезнет. “Сделай чаю, старушка, – сказала себе мисс Берил, – и надень теплые носки”. Так она и поступила, и от этого ей тоже стало немного легче, хотя странное чувство, будто ее конечности где-то далеко, лишь усилилось, когда она хлопотала на своей яркой кухне, готовила чай. “Ну вот, – подумала мисс Берил, опуская чайный пакетик в кипяток. – Вот. Готово. Ты сделала себе чай, и хуже тебе не стало. Отнеси чай в гостиную и посмотри, нет ли на улице беглых старух и упавших сучьев. Проверь, не обрушил ли Господь на кого-нибудь кару, пока ты спала, любопытная ты карга”.

Мисс Берил подошла к окну, подняла жалюзи, увидела, что идет снег, и подивилась, какой он странный, блестящий. Точно солнце еще не взошло и снежинки светятся сами по себе. Улица полнилась танцующими снежными светлячками, мисс Берил села и принялась с тихим изумлением наблюдать за их полетом, недоумевая, отчего это чашка горячего чая в руках не согревает пальцы. Еще она не могла пошевелить пальцами ног, и ей казалось, будто они так далеко, что и не дотянуться. Чушь какая-то. Мисс Берил ростом меньше пяти футов, дотянуться до пальцев ног ей не составит труда.

Так и застал ее Салли, когда впервые за всю неделю заглянул к хозяйке в гостиную, – увидел, что она проснулась, оделась, сидит к нему спиной и смотрит в окно.

– Ну и пожалуйста, не обращайте на меня внимания, – сказал он, когда мисс Берил не ответила на его привычное замечание о том, что она не скончалась во сне.

Но она не ответила и на это, и когда Салли уже громче спросил, все ли в порядке, а мисс Берил опять не ответила, он подошел и с подозрением оглядел старуху, как оглядел бы манекен, заподозрив, что на самом деле это мим, притворяющийся манекеном.

Мисс Берил не слышала ни как он вошел, ни как заговорил с нею и обрадовалась, заметив краем глаза лицо квартиранта. В конце концов, это же Салли молил о снегопаде, и мисс Берил было приятно, что на его скромную мольбу откликнулись. Она лишь надеялась, что этого странного снега, вспыхивавшего на пути к земле, скопится достаточно и его потребуется убирать. Она хотела было сказать Салли, что желает ему удачи в этом, да и во всем остальном, что она поступила с ним несправедливо, но по-прежнему питает к нему симпатию, но вдруг оказалось, что голос ее так же далек, как пальцы.

– Смотри, – наконец выдавила она, и голос ее словно принадлежал кому-то другому – быть может, миссис Грубер, – какой замечательный снег.

Больше всего Салли хотелось увидеть снег, но вообще-то на улице за окном серели обычные утренние сумерки. А подбородок и шея мисс Берил, грудь ее халата и ночной сорочки были залиты кровью.

– В какую сторону? – спросил Салли.

– Вверх! – рявкнула Хэтти.

Они стояли на краю единственной ступеньки, старуха держалась за руку Салли, чтобы не упасть, и отчего-то была похожа на девочку, которая учится кататься на коньках, – колени вместе, ступни врозь. Пальцы опухли от того, что Хэтти барабанила в дверь своей комнаты. Сегодня Салли припозднился, не хотел оставлять мисс Берил одну, пока не убедился, что ей лучше. Когда мисс Берил заговорила с ним, Салли показалось, она в трансе, но мисс Берил стряхнула оцепенение и заверила его, что у нее всего лишь “кровь хлынула носом”. Мисс Берил настаивала, что из-за этого не следует беспокоиться, убеждала Салли не рассказывать о случившемся Клайву-младшему, и Салли в конце концов неохотно согласился. Мисс Берил и правда оживилась, сновала между кухней и комнатой, вытирала кровь. Салли пообещал заглянуть часов в десять, как только закончит у Хэтти, а она пообещала обратиться к врачу, но образ залитой кровью мисс Берил никак не шел у Салли из головы, тем более теперь, когда за него цеплялась старая Хэтти. Если он отпустит ее, с ней, быть может, случится то же самое. И откуда в мире столько старух, хотел бы он знать.

– Да? – спросил Салли. – Вообще-то ступенька вниз, и нам с тобой лучше бы спуститься, если, конечно, ты не умеешь летать.

– Вниз! – согласилась Хэтти, и они, пошатываясь, сошли со ступеньки.

– Ну вот, – сказал Салли, когда они разобрались с тем, куда идут, вверх или вниз. – Это самое опасное дело за весь мой день, – добавил он по пути в закусочную. – Однажды ты все-таки попытаешься шагнуть вверх, и мы оба упадем и будем валяться.

– Вниз – значит, в ад, – сказала старуха.

– Туда я за тобой не собираюсь, – отозвался Салли.

Он знал, что Хэтти вряд ли расслышала его. После Дня благодарения старуха стала слышать еще хуже и постоянно теряла нить разговора. Ловила слово-другое, тем и довольствовалась, поэтому Салли каждое утро и повторял с ней ритуал “вверх или вниз”. Салли подозревал, что Хэтти нравится слышать эти два слова и она рада, что ее вынуждают отвечать, пусть односложно. Старуха умудрялась выпалить свой ответ, любой, с редкостной силой и удовольствием.

– Возьми с них деньги, – бормотала она, пробираясь под руку с Салли между стойкой и столом вдоль стены.

Касс – пока они ковыляли по залу, она на них даже не посмотрела – подняла глаза и бросила на мать убийственный взгляд.

– Что она говорит?

Старуха расслышала голос дочери и повернулась на звук.

– Возьми с них деньги! – прогремела она.

Судя по лицу Касс, она готова была перемахнуть через стойку и задушить старуху.

– Ма! – крикнула она в ответ. – Послушай меня. Я не стану весь день это терпеть. Ты меня слышала? Я больше не стану это терпеть. Будешь плохо себя вести, пойдешь в свою комнату. Будешь сидеть под замком, поняла?