Зверь медленно поднял взгляд на подполковника.

– Никто. Вам надо, чтобы приказы отдавали. А я бог. Единственный бог себе.

– А где вы проживаете?

– Я везде и повсюду. Мне стоит лишь пожелать.

– Прекрасно, – со вздохом протянул Самбуров. – Жертв где-то пытали, и в ходе следственного эксперимента вам придется показать, где и как вы это делали. Кроме того, жертв вывезли в места, где их нашли. Вывезли на некоем транспортном средстве. А на вас ни одного не зарегистрировано. Где вы взяли машину?

– Следственного эксперимента не будет. Слово мое едино и уверенно.

– Вы не могли в одиночестве перевезти и разместить жертв там, где их нашли. Силенок не хватило бы. Кто вам помогал? Вы готовы сесть за двоих?

– Вы будете верить мне, ибо я бог ваш. Я бог. Нет силы выше меня. Ваши боги слабы и покинули вас.

– Он цитирует какое-то писание? Библию? Коран? – Роман смотрел на Голема, и в глазах его читались удивление и ужас. А еще презрение. Вот только к кому?

– Нет, – Кира пожала плечами. – Скорее всего, он пишет свое священное писание. Вон, в божество же подался. Уверовал в себя.

– Может, нет второго? Он один. – Роман закусил губу. – Если себя богом мнит.

Кира помотала головой.

– Он уверен, что его отсюда вытащат, – прошептала она. – Он не верит в свое наказание. Еще не все жертвы мертвы…

Мотухнов мерил комнату шагами позади нее. Девушка видела – он думает. Даже догадывалась о чем. Но сейчас Гадель Халилов интересовал ее больше. Она вышла из комнаты и зашла в соседнюю дверь. Голем не отреагировал на зашедшую, не обернулся. Если бы Кира видела его лицо, она бы лицезрела, как он дернул ноздрями, принюхиваясь к ее появлению.

– Я разрушу веру в ложного бога. И почитать станете истинного…

– Тебя? – Кира встала напротив Голема, по другую сторону стола. До нее донесся тяжелый вздох Самбурова.

– Меня, – на девушку уставились мутные больные глаза.

– Это вряд ли, – Кира рассмеялась, похлопала ресницами и произнесла речитативом: – Я верую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна… [14]

Голем сжал челюсти. Вены проступили сильнее.

Кира встала и, обойдя стол, положила руку арестованному на плечо. Звук, который тот издал, походил на последний вздох животного. Беспардонное женское прикосновение. Халилова трясло от унижения, которому его подвергала специалист по психопатологии, демонстрируя его слабость и подчиненную позицию.

– Ты не бог, Гадель. Ты Голем. Низшее существо, слепленное из неживого материала для выполнения грязной и не требующей ума работы. И Голем ты всю свою жизнь. Еще тогда, с детдома.

Кира отошла в сторону, чтобы Халилов повернул к ней голову, чтобы, будучи не в силах отвести от нее взгляд, ему приходилось демонстрировать действие.

– Ты не хранишь великую тайну. Я давно все разгадала. Свет, который померк, это Александара Каляева? Девочка, которую ты любил и которая умерла при родах в детдоме? Ты до сих пор ее любишь. Не как мужчина женщину. Как цветы любят солнце, как птицы боготворят небо, как рыбы испытывают необходимость в воде. Для тебя она была святой. А вот твой друг, Князев, отнесся к ней гораздо прозаичнее. Напоил и овладел.

Чтобы прочитать в безумном взгляде Халилова, что Кира попадает в самую точку каждым своим словом, можно было и не быть специалистом по эмоциям и психологии. Самбуров и сам пребывал в таком удивлении, что не делал и попыток скрыть чувств.

– И твой свет, твое солнце, твоя Ася забеременела. Ходила с пузом, как обычная малолетняя шлюха, которую обрюхатил случайный хахаль. А потом умерла при родах. И если ты утратил смысл жизни, то Князев нашел следующую девицу и особой утраты не чувствовал. Пожар из-за этого устроил? Хотел Князева сжечь?

Халилов хрипло вздохнул.

– Оставим пожар. Не так важно, как ты его убил. Князева больше нет. Но это не принесло тебе удовлетворения? Долгое время ты мучался утратой Аси и утратой друга. Что потом? Монголин нашел дочь Аси? Вы как-то столкнулись. – Кира пристально рассматривала лицо зверя, отправляя каждое слово точно в сердце.

Самбурову казалось, сейчас с Халиловым случится припадок. Губы мужчины дрожали, зубы скрипели, ноздри раздувались, во взгляде собралась вся ненависть мира.