С трудом сглатываю.

— Я тоже думаю о нем, — неожиданно говорит, и я поднимаю лицо.

Глава Славы красные, на мокром месте.

— Каждый день, едва я открываю глаза — я буду думать о нем. Я никогда его не забуду, но, Тань… у нас, у тебя, у меня, есть будущее.

Волков подхватывает меня на руки и уносит в отдельную комнату. Я не рассматриваю ее, лишь понимаю, что это спальня. Слава укладывает меня на кровать и ложится рядом со мной.

Лежим в одежде. Никакого намека на интим, но у меня все внутри переворачивается от этого момента настоящей близости, неизведанной нами ранее. Слава крепко держит меня в своих руках, а я обнимаю его руки.

— Я тоже люблю его, — говорит едва слышно, и я закрываю глаза.

Слезы скатываются по щекам, а руки прижимают теснее. Засыпаем в обнимку, как старые супруги.

Глава 21. Слезы еле держу

Таня

Трясусь в автобусе два часа. Решение уехать за город к маме и бабушке кажется правильным. Я давно обещаю им приехать, откладывать поездку становится уже неприличным. Мама расстроится и просто вынесет мне мозг. Или приедет в город и останется в квартире, что еще хуже!

С годами нам с ней сложнее стало уживаться друг с другом. На даче еще терпимо, там хотя бы бабушка, а вот в городе будет самая настоящая пытка. Знаю, что нельзя так говорить. Все-таки она мама — но, черт возьми! Порой она бывает совершенно, просто совершенно невыносима.

От автовокзала иду пешком. Далековато до дома, в котором живут мама с бабушкой, но такси в маленьком поселке — настоящая роскошь, да и ждать его будешь дольше.

Еще даже не зайдя во двор, слышу звуки ругани. Вздыхаю. Добро пожаловать домой. Опускаю голову и толкаю калитку, без труда нахожу двух скандалисток.

— Привет, — вяло улыбаюсь и машу рукой маме с бабушкой, которые замирают с инструментами в руках.

— Нюшенька! — бабушка отставляет тяпку, смахивает с лица белесую прядь и подходит ко мне.

Несмотря на преклонный возраст, она хорошо сохранилась. Прижимает меня к себе и шепчет:

— Здравствуй, внученька, — в голосе нежность. — Совсем исхудала!

Окидывает мою фигуру недовольным взглядом и цыкает.

— Ну ничего, откормим. Были б кости, а мясо нарастет.

Улыбаюсь бабуле. Она у меня мировая женщина. У нее по-настоящему большое сердце. Когда я была маленькой, не могла понять, почему бабушка меня любит больше, чем мама. Разве так должно быть? В этом вопросе я так до сих пор и не разобралась.

— Привет, мам, — здороваюсь неуверенно.

Мама продолжает работать тяпкой, не глядя на нас.

— Привет, Тань, — отмахивается от меня.

Сглатываю и подхожу к ней. Неловко обнимаю за плечи и целую в холодную щеку. Она не обнимает меня в ответ, извиняющеся разводит руками, мол, грязная. Киваю — да-да, понимаю все.

Хотя я ни черта не понимаю. Хочется кричать о том, как мне не хватает ее тепла. Самую малость, немножечко тепла. Хотя бы разок. Простых объятий будет достаточно. Я много не заберу. Правда.

— Что ты там приволокла? — снова недовольна мной.

Она отворачивается, продолжая работать. Горло у меня перехватывает. Прокашливаюсь.

— Так, по мелочи: сыр, колбаса, соки.

— У бабушки диабет, нельзя ей соки, — поджимает губы, не глядя на меня.

— Они свежевыжатые, без сахара.

— Ясно. Хорошо, что приехала. Тут работы непочатый край. Завтра с утра начнем сажать перец. У бабушки рассада в этом году замечательная вышла, — говорит гордо.

Я такого гордого тона в свой адрес и не слышала никогда.

— Хорошо, — выдавливаю из себя.

Губы позорно трясутся, а руки дрожат. Тянутся к матери. Одергиваю себя. Как раз в это время из дома зовет бабушка, и я ухожу к ней.

— Садись-садись, — хлопочет вокруг меня.

Наливает суп, выкладывает домашние булочки.

— Ты кушай, мы с твоей матерью уже обедали. Хочешь настоечки? Она на ягодках, сладенькая. С прошлого года у меня осталась, — заговорщически.

— Давай, — улыбаюсь и кидаю взгляд в окно.

Мама продолжает работать тяпкой. Видимо, решила, что это важнее, чем мой приезд. А у меня колет, режет, жжет в груди. Болючая, зараза. Не вытравить ее, не вырезать, не убить.

Бабуля с громким «чпок» вытаскивает пробку и наливает мне полную рюмку.

— Давай-давай, остынет, — и подмигивает.

Быстро моргаю, сгоняя непрошеные слезы, и выпиваю. Разом опрокидываю в себя рюмку и выдыхаю.

— Хороша? — глаза загораются.

— Еще как! — внутри начинает согревать, и я даже улыбаюсь. Ну хоть что-то.

Пока я поедаю свой поздний обед, бабуля постоянно щебечет. Рассказывает о всех последних новостях, о политике, соседях и подругах. Слушаю ее голос и постепенно расслабляюсь, растягивая губы в улыбке. Вот теперь я дома. Хорошо-то как.