— Ну-ка давай за стол! Нюшенька, неси из подвала огурчики!

Бабушка такая бабушка. Ей лишь бы накормить голодных и страждущих.

— Я принесу! — вызывается Волков. — Таня упала.

— Упала? — бабушка сканирует взглядом мое тело.

— Да я споткнулась, — беспечно отмахиваюсь.

Ухожу в сторону подвала, Слава шагает за мной. Возле люка останавливаемся, и он неожиданно растягивает губы в широченной улыбке:

— Нюшенька? — произносит с придыханием.

— Даже не вздумай! — шикаю на него.

Слава закатывает глаза и стонет:

— М-м-м! Такой облом.

— Лезь, — указываю пальцем вниз.

Волков бросает на меня странный взгляд и исчезает под полом. Выставляет баночку с огурцами, вылезает.

— Ты иди к бабушке, а я обработаю рану и вернусь.

— Беги, — подталкивает меня.

Разворачиваюсь, ухожу. В дверях замираю и оборачиваюсь:

— Слав… — Парень поднимает глаза. — Ни слова…

Качаю головой. Он понимает, серьезнеет и кивает в ответ. В ванной с шипением снимаю джинсы, промываю, засыпаю рану банеоцином, натягиваю легкие шорты.

Возвращаюсь на кухню, а тут мама…

— Мам, — удивленно зову ее.

Я не видела ее с утра.

— О, Татьяна, — окидывает меня испытывающим взглядом.

Поджимает губы, видя, во что я одета. Извините, бальное платье оставила дома.

— Познакомились? — стараюсь говорить спокойно.

Волков активно кивает, не переставая жевать. Ест он, конечно… голодного мужика за версту видно. Бабушкины пюрешка и котлетки улетают на раз-два. Бабуля счастливо сидит перед Славой, подперев рукой голову, наблюдает, как он ест. Мама важничает, спину выпрямила, в меня глазами стреляет, чтобы я подошла и села рядом с гостем.

Я прохожу мимо, подхватываю со стола яблоко, распахиваю окно, сажусь на подоконник.

— Может, наливочки? — бабуля потирает руки.

— Нет, спасибо. Я не пью, — быстро отвечает Слава.

— Чего так? — щурится она.

С замиранием сердца жду, что скажет Волков — соврет или нет.

— Нельзя мне, — Слава отвечает легко. — Зависимость.

— Алкоголик, что ли? — неверяще ахает бабуля.

— Он самый, — подтверждает Слава кивком. — Но это в прошлом.

От сердца отлегает. Неважно, какая правда и как больно она может сделать. Лучше так, чем ложь.

Мама сразу же хмурится, разглядывая гостя, а бабушка хлопает его по руке:

— Ничего, бывает. Некоторые живут с грехами посерьезнее, — смотрит на маму, та отворачивается.

Переплетаю пальцы: хоть бы не начали расспросы.

— Вячеслав, а вы тут какими судьбами? — не пронесло.

Маме нужно узнать все и прямо сейчас. Слава выдает маме и бабушке такую же версию, что и мне.

— За больницу давно пора взяться, — бабуля качает головой. — Оборудование на ладан дышит и ломается каждую неделю. Из области приезжают его ремонтировать каждый месяц. Реактивов не хватает, это я молчу про расходники: шприцы и капельницы. Персонал сам себе перчатки и маски покупает!

Негодует.

— Вы работаете там? — Слава спрашивает с пониманием.

— Господь с тобой! — бабуля смеется. — Десять лет уж как не работаю! Но, поверь, за это время не поменялось ни-че-го.

— Маргарита Львовна была заведующей терапевтическим отделением почти пятнадцать лет! — с гордостью произносит мама.

Интересно, что мне надо сделать, чтобы обо мне говорили с такой гордостью? Мысленно усмехаюсь, заранее зная ответ.

— У меня завтра встреча с главврачом — Еленой Николаевной.

— Ленка хороший главврач, — кивает. — Преемница моя. Добавить котлеток?

— Нет-нет, спасибо, — Слава машет руками. — Все было очень вкусно! Теперь я понимаю, у кого Таня научилась так вкусно готовить.

Упс.

По щекам ползут красные пятна, а бабуля заговорщически хихикает. Мама где-то… видимо, вспоминает рассаду.

— Откуда вы знаете друг друга?

Тишина. На этот вопрос честный ответ не подойдет. Тот самый случай, когда лучше приврать, иначе маман меня прямо тут сожрет с потрохами. Замираю, внутренне молясь, чтобы Слава не ляпнул ничего.

— Мы познакомились пять лет назад, в компании общего знакомого. После этого я уехал из страны и потерял связь с Таней, но сейчас вернулся и очень рад, что встретил ее снова. Ангелина Викторовна, ваша дочь чудесная, воспитанная и добрая девушка.

Слава говорит маме, и та оборачивается, смотрит на него, выдавливает из себя вежливую улыбку, лишенную даже толики тепла, и благодарно кивает.

Уговариваю себя перестать дрожать. Не реви. Не реви. Сжимаю зубы с такой силой, что они начинают скрипеть, благо этого никто не слышит.