Трясу головой, бреду с толпой через пролесок. Нормальная дорога есть, но так быстрее. Да и тенек — хорошо… Толпой выходим к поселку, разбредаемся в разные стороны.

Захожу во двор. Окидываю взглядом местность. Красота — все вокруг зеленое, сочное стоит. С улыбкой захожу в дом. Бабушка спешит обниматься, делится новостями.

— Ты лучше скажи, как твое самочувствие?

— Да что будет мне? — машет рукой. — У меня, Нюшенька возраст такой, что каждый день да болит что-нибудь. Не привыкать.

— А мама где? — В доме тишина.

— Так она это, к соседке пошла. У них там посиделки.

— Посиделки, — эхом.

Бабушка тяжело вздыхает.

— Прости ты меня, — на глазах у нее слезы.

Подрываюсь к ней, обнимаю так крепко, как могу.

— Бабуль, ты чего? — сама уже реву.

— Беспомощна я, Танюша. Не получается у меня.

— И не надо, бабуль. Разве можно заставить? — мой голос дрожит, вибрирует.

— Глупая, глупая она, — роняет голову ко мне на плечо.

Плачем. Вдвоем. А что еще остается делать, когда действительно не заставишь любить?

Глава 29. Я невозможно скучаю, я очень болен, я почти умираю

Слава

Трясет нещадно. Самолет будто вот-вот развалится прямо в воздухе. Цепляюсь за образ рыжей, вижу ее конопатое лицо и зеленые глаза. Закрываю глаза. Дождись меня, девочка, дождись. Тряска заканчивается.

Садимся несколько жестко, но и на том спасибо. Народ аплодирует и спешит в давку, чтобы свалить отсюда поскорее. Понимаю их.

Снова меня встречает Ромка.

— Брат! Ты не брат, а Будулай! На Дальнем Востоке что, ножниц нет в магазинах? — ржет над моей небритой мордой и отросшими волосами.

— Знаешь, какая там холодрыга? Я утеплялся как мог! — улыбаюсь, обнимая брата.

— Так лето ж! — Ромка открывает рот от шока.

— Это у вас лето! А там — Дальний Восток, так-то!

— Погнали! Батя ждал тебя на прошлой неделе.

— Форс-мажор, — развожу руки в стороны.

— Понятно, — подхватывает мой чемодан и кидает его в багажник.

Водитель везет нас в офис, а я, как реально какой-то дикарь, рассматриваю город. Отвык я от цивилизации, хотя на Дальнем Востоке с этим проблем нет, но все же жизнь иная.

— Ты как там на чужбине, не заскучал? — косится брат на меня.

Доходит не сразу.

— Я не бухал.

— А я не об этом спрашивал.

— Ну да.

— Да ну.

Вот и поговорили. Злиться мне нельзя — обычная тревога за меня. Тревога и недоверие. Винить семью в этом нельзя. Сам виноват, никто в глотку не вливал.

— Скулил в подушку от тоски, вот и все, — отвечаю как можно добродушнее.

— По рыжей своей тосковал? — Ромка лукаво сужает глаза.

Усмехаюсь, не отвечая.

— Молчишь, морда волосатая? — ржет. — Молчи-молчи. У тебя даже сквозь растительность все видно. — Водит пальцами в воздухе возле моего лица. — Всё-о-о тут написано.

Смеюсь. Лицо Тани перед глазами постоянно. Фотки ее затерты до дыр. Знала бы, что я делал с ними… врезала бы. Но что поделать, се ля ви. Я там на подножном корму был. Инет говно, порно не тянет. Да и нахера инет, когда она везде мерещится и во снах приходит каждую ночь.

В офис негоже в таком виде приезжать, но я с дороги, мне простительно. Потертые джинсы, кроссовки и футболка — похрен. Инфа важнее.

Секретарша глазами хлоп-хлоп. Не узнает меня, но и не тормозит, потому что рядом Ромка.

— Роман Артурович… — затем неуверенно: — Вячеслав? Артурович...

— Доброго утречка, — подмигиваю ей.

Заходим к бате. Тот восседает в кресле и с нашим приходом отрывает взгляд от бумаг.

— Рома, ты кого привез?

Брат сгибается от хохота.

— Где ты взял этого йети?! Я ж посылал за Славкой.

Смеюсь, подхожу ближе. Батя встает мне навстречу. Обнимаемся так крепко, что дышать тяжело.

— Сынок… — тихо мне в ухо и еще крепче прижимает к себе.

Рассаживаемся. Секретарша приносит три чашки кофе. Пью, хотя воротит от него. Почти месяц там не жрал нормально — в артериях вместо крови течет кофе.

— Схуднул, — констатирует батя.

— Наверстаю.

От тоски я похудел.

От тоски по рыжей своей. По колючкам ее и глазам ведьминским.