— На здоровье. На самом деле, сложного ничего нет. Мы даже готовы обучать всему в процессе. Нужен только адекватный и ответственный человек.

Соня подпирает рукой подбородок и вздыхает.

— Можно я попробую? — спрашиваю у Ани.

Подруга шокированно открывает рот, Аня оживляется.

— Правда?

— Да.

Я давно уже думаю об этом. Фотография все-таки не совсем мое. Это занятие всегда было скорее попыткой перекантоваться перед чем-то большим.

— Какая крутая идея! — восхищается Соня. — Анют, бери ее, не пожалеешь! Знаешь, какие вкусные пирожные Таня готовит?! Пальчики оближешь!

— Это нам будет только на руку. Тань, но как же твоя работа? — Аня беспокоится.

— Я давно хотела ее сменить. Готовить я люблю, десерты в том числе. Правда, санкнижки у меня нет.

— Это все мелочи, — отмахивается. — Она делается за пару дней. Но ты уверена, что готова полностью сменить род деятельности?

— Уверена на все сто! — отвечаю решительно. — Только дай мне пару недель на то, чтобы все долги раздать.

— Решено! Как раз сделаешь санкнижку! — счастливая Аня хлопает в ладоши, Соня поочередно смотрит на нас с девушкой, сомневаясь.

А я отчего-то вообще не сомневаюсь. Чуть ли не впервые в жизни я делаю то, что хочу.

И самое главное — мне совершенно плевать, что скажет на это мать.

Глава 28. Когда-нибудь, может, и бред, но я приду на свет

Таня

— Чур первый тортик — мой!

— Ты на другом конце света, пока доедешь, тортик плесенью покроется. Угощу кого-нибудь, кто поближе.

— Ар-р! Это кого? — рычит, но в голосе смешинки.

— Да хоть брата твоего — Димку!

— Брата можно. Хоть Димку, хоть Влада. От Лехи подальше держись, он этот торт вместе с рукой оттяпает, — смеется.

И я смеюсь вместе с ним.

Уже конец июня, Слава все никак не вернется из своей затянувшейся командировки, а я… чахну без него. Улыбка его нужна и руки сильные. По телефону мало его — нескольких часов в день и тонны бессмысленных сообщений.

— Когда ты вернешься? — спрашиваю, сглатывая.

Решилась. Выдыхаю бесшумно.

— Соскучилась? — шутит.

Безмерно — но не признаюсь. Вместо этого привычное:

— Пф-ф! Вот еще!

А сама чувствую: он знает все. Не скрыть за колкостями ничего.

— Жди меня, рыжая, и я вернусь. Почти закончил. Тут проблемы возникли, уж думал, не разрулю. Но получилось все.

— Это хорошо. А у нас ирисы зацвели. И акация. А еще тут очень тепло.

— А мне тепло от твоего голоса, — без насмешек, без масок.

И это правда как ножом по сердцу. Губы дрожат. Ну вот, давай, разревись тут еще, дурында!

— Поедем на море? — спрашивает севшим голосом.

— Я к бабушке с мамой уезжаю, они ждут.

— Без вариантов?

— Прости, — вздыхаю. — Я обещала бабушке.

— Бабуля мировая у тебя, — с теплотой в голосе.

Про мать ни слова. И я молчу. Потому как что сказать, понятия не имею. Он все видел и понял. А я вот двадцать восемь лет уже ничего понять не могу.

Мне бы просто сказать пару слов, чтобы правду почувствовать.

— Когда в кондитерской приступаешь к работе?

— Как вернусь. Там сотрудница как раз последнюю неделю дорабатывает.

— Не жалеешь, что решилась на изменения? — интересуется настороженно.

— Нет, — отвечаю уверенно. — Слав, я же ведь пошла в эту сферу только из-за Сони.

— Как это?

Вздыхаю.

— Я потеряна была. На распутье. Куда идти? Столько дорог, а страха еще больше. Одно знала: по специальности работать не смогу. А тут она. Говорит, как здорово было бы, если бы я фотографировала, а ты фотошопила! Вот и все. А сейчас чувствую — в правильном направлении иду.

— Рад это слышать, морковка. Но чур первый твой торт — мой.

— Твой-твой. Ты только вернись…

— Вернусь, рыжая. Вернусь.

Собираю вещи. Беру побольше, потому что планирую провести с семьей почти неделю. Василия оставляю к Соне. Особенно этому факту радуется Дима. Как всегда еду в деревню на автобусе. Духота — жесть. Кондей не работает, обмахиваюсь газетой, услужливо отданной дедушкой по соседству.

На автовокзале привычно никто меня не встречает. Бабуля пешком так далеко не ходит, а мама… мама тоже так далеко не ходит. Из-за меня так точно.