Кто я, блять, для нее? Кто? Любовник? Развлечение? Способ отвлечься в ожидании более удачного варианта?

Сжимаю зубы так, что вот-вот начнут крошиться. Похуй. Пусть называет меня как хочет, не отпущу ее. И не отдам никому. На кровавых коленях поползу за ней, но не позволю жить без меня.

Неожиданно Таня съезжает на пол, обхватывает меня за шею, прячет лицо в ее изгибе и, касаясь нежными губами моей кожи, шепчет:

— Кто ты такой? Ты самый лучший.

И все заслонки открываются к чертям, меня затапливает щенячьей, ни разу не мужской радостью. В груди распускается горячий цветок.

Запускаю руку ей в волосы и сжимаю их. В паху моментально начинает ныть. Мне мало того, что было сегодняшней ночью. Я хочу многого. Сильно больше тех крох, но понимаю, что сейчас это неуместно.

Таня возвращается на диван и заглядывает мне в глаза, улыбается уголками губ:

— Ты не против даже моего психованного кота?

— Я обожаю твоего психованного кота, — фыркаю наигранно.

— О-о-о, Волков, да ты пойдешь на все, чтобы захомутать меня, — смеется надо мной.

— Я буду использовать все доступное оружие из моего арсенала, — киваю с серьезным выражением на лице, а Таня смеется.

И этот смех словно нектар в уши. Я бы очень хотел, чтобы она смеялась как можно чаще. Ей очень идет улыбка.

Помогаю Тане собрать вещи. Она принципиально не берет много. Небольшая сумка с вещами, буквально на несколько дней. Пусть так, главное другое: это шаг вперед. Маленький, совсем нерешительный, совершенный, можно сказать, под давлением, — но и хер с ним.

Я не обещал, что буду играть честно.

Глава 35. Крылья не мои, я никогда не взлечу

Таня

— Тут у нас мойка, вон там холодильники. Продукты привозят несколько раз в день. Посуду моет Лариса Евгеньевна, но иногда и нам приходится становиться. Много нестандартной посуды, сама понимаешь, тот же венчик не очень-то просто вымыть.

Кондитер Любовь проводит экскурсию по кухне кондитерской, в которой мне предстоит работать. Персонала не так много, как могло бы показаться, но здесь четкое разделение обязанностей, поэтому они все успевают.

— Вообще, коллектив у нас тут дружный, — рассказывает мне она. — Шеф-кондитер наш своеобразный, но за своих горой. Иногда, когда поступают какие-нибудь безумные заказы, его срывает, но он отходчивый.

Девушка улыбается мне искренне, и я невольно отвечаю улыбкой. Впитываю каждое слово как губка. Безумно хочется приступить к работе, аж руки чешутся.

Первый день отрабатываю чисто на драйве — адреналин, эндорфин, серотонин в действии. Ребята вкалывают на полную мощь, и я вместе с ними. Шеф Эльдар остается доволен мной и даже позволяет забрать домой пару кусочков муссового торта, который я приготовила самостоятельно.

Меня распирает от радости. Хочется зайти в магазин и купить бутылочку вина, чтобы отметить первый рабочий день, но останавливаю себя. Все-таки я живу со Славой и не хочу, чтобы перед перед ним мелькал алкоголь.

Я живу со Славой уже две недели.

Не понимаю, почему я до сих пор не съехала от него. Изначальной причиной была мое нестабильное состояние, которое, в общем-то, уже давно стабилизировалось.

С матерью я не общалась ни разу. Она тоже за это время не изъявила желания к разговору со мной. От нее не было ни звонка, ни сообщения. Обидно ли мне? Нет, не обидно. Обида — это для маленьких детей. Когда забирают игрушку или покупают не того робота, которого хотелось.

У меня нечто иное.

Мои внутренности разорвало от жгучей боли, вывернуло наизнанку кровавым месивом. Я улыбаюсь, креплюсь. Я вру, и Слава это видит. Но, как бы там ни было, это то, что я могу контролировать, потому что привыкла.

В отличие от матери, бабушка ежедневно звонит и тихо спрашивает, как я. Она ждет, что я расскажу ей что-то, а у меня нет желания говорить. Не из-за себя, скорее из-за нее. Я знаю, что ей будет больно. Она обязательно начнет винить себя, а я этого не хочу.

В общем, все в моей жизни нормализовалось, и от Славы можно съезжать. Можно. Но, черт возьми, как же не хочется.

За эти дни Волков показал себя с какой-то мужской стороны. Он был внимателен, обходителен. Веселил, обнимал, когда я скатывалась в грусть. С виноватым выражением лица кормил подгоревшей яичницей. Стоически пережил нападение Василия на робота-пылесоса, мокрые кроссовки и ободранные обои.

Я искренне полагала, что Слава будет настаивать на близости, но он самостоятельно отселился в другую комнату, оставив мне простор для действий.

И только сегодня я поняла: это нечто большее.

Это мой плацдарм. Для того, чтобы я сделала первый шаг, потому что он делать его не будет. Осознание пришло ко мне с болезненным треском в висках.