— А я свою Лёлька назову! Вон какие у неё волосы длинные и белые! Точь-в-точь Лёлька наша!

Благослава подняла над столом свою куклу, и Лёля фыркнула. Тряпочек Благослава на набивку не пожалела. Кукла выглядела так, будто не просто на сносях, а ещё и беременна двумя дитятками, не меньше. А волосы и правда удались на диво, густые, гладкие, один белый нитяный волосок к одному! Леля даже позавидовала, глядя на лысую макушку своей куколки. Косыночку бы ей, что ли…

— Ты так, Благослава, нас совсем без ткани оставишь! На куклянку свою всё потратила, а мне и косынку сшить не из чего. — Лёля перебирала оставшиеся на столе лоскутки, но ни один ей не нравился. Скучные все, серые или белые, да на ощупь как лeн. Хоть бы вышивки кусочек или нити золотой…

— Так а вот тебе чем не косынка? — ухватила Благослава треугольный лоскуток с растрёпанным краем.

— Не люб он мне, — Лля скривилась, разглядывая протянутый кусок ткани. — У меня из такой уже передник сшит.

— Хочешь, свой тебе отдам, пожруженька? — Ласковая Негомила, русыми волосами и большими светло-ореховыми глазами напоминающая юного оленёнка, показала Лёле крошечный отрез нежно-серого цвета, бликующий на свету серебристыми искрами. — Возьми, мне для тебя не жалко.

— Да что ты, не могу я красоту такую у тебя забирать! — Хотя блестящий лоскут очень приглянулся Лёле, она и помыслить не могла испортить работу Негомилы, которая уже почти закончила свой оберег и, должно быть, хранила красивую ткань для последнего штриха в его убранстве. — А где ты разжилась таким богатством, если не секрет?

— Нет у меня от вас секретов, девицы мои дорогие! — звонким колокольчиком рассмеялась Негомила. — Нянюшке на кухне помогала накануне, она меня и наградила. Матушке твоей, Ладе Великой, из ткани такой платья шьются.

— Ой, везёт же кому-то, — Благослава почтительно погладила кусок материи кончиками пальцев. — От платья самой матушки частица. Примерить бы такое платьице, да хоть разочек…

— Да кто же тебе дозволит? — оборвала её мечтания Плеяна. — Не по чину тебе. Мы слуги, а не господа. Даже у Лёли таких платьев нет.

— Нет, — согласилась Лёля.

Она и правда носила простые белые сарафаны с широким подолом поверх рубахи с длинным рукавом, как все девушки в её окружении, и не хотела других нарядов. Перед кем красоваться? Да и в догонялки али салочки так играть гораздо сподручнее. А вот Лада-матушка любила платья до земли, чтобы башмачки, драгоценными нитями украшенные, прикрывали. А чело её венчал обруч с камнем, будто бы из звёзды сделанным. Число граней у него было бесконечным, и легенда гласила, что сам Род украшение это Лёлиной матери подарил, красотой и чистотой её поражённый. Раздобыть кусочек её платья да на куклу-оберег надеть — это как благословение матушки получить, ни одна прислужница от такой чести не отказалась бы.

— А знаете что? — Лёля поднялась с места, осенённая идеей. — Я сейчас Нянюшку отыщу и выпрошу у неё лоскутков красивых столько, чтобы на всех хватило! У Нянюшки их много — она мне не откажет. А вдруг и от батюшкиного кафтана что-то найдётся — шнурок али тесёмка?

Перспектива обзавестись таким сокровищем взволновала всех девушек в комнате. Глаза радостно заблестели, щёки разгорелись, а Лёля в нетерпении покусывала губы. И как ей это раньше в голову не приходило? У няни в комнате столько сундуков, столько ларей, сколько же там должно быть интересного! И конечно же, Нянюшка не будет противиться своей питомице любимой. К тому же не только для забавы им лоскуточки нарядные нужны, упражнение в рукоделии никому не повредит.

Лёля выскользнула за кружевную занавеску из светлой горницы в неосвещенный коридор. Белый свет падал в проём двери, узорчатые тени лежали на деревянном полу. Обогнув дом по коридору да сбежав по лестнице широкой, Лёля спустилась ниже, на второй этаж, где жили прислужники главных богов Прави — Лёлиной семьи. Там же, в самом углу, была и нянина комнатёнка.

— Нянюшка, родненькая! — тихо позвала Лёля, налегая на тяжёлую дверь.

Дверь за что-то зацепилась на долю мгновения, но потом с лёгким скрипом распахнулась. Комната была пуста. Лёля в нерешительности замерла, не решаясь переступить тёмные, временем отполированные доски порожка, разделяющего комнату и коридор.

Когда-то она часто заглядывала в эту комнату. Когда-то бежала, чувствуя под босыми ступнями тёплое дерево пола, толкала дверь, влетала внутрь, чтобы с ногами забраться на высокий стул с резной спинкой и как на чудо смотреть на толстый самовар, слушать, как бурлит что-то неведомое в недрах его, что-то, совсем не страшное, а, скорее, таинственное и уютное. И ждать, пока достанет нянюшка с полки тарелки с голубым ободком и положит туда сладости, с которыми горький чёрный чай с травами казался на удивление сладким.