Напускная личина добродушия боярина слетела в один миг, сменившись волчьим оскалом: мол, говори-говори, но не заговаривайся.

– Старший брат и без моих советов знает, как лучше поступать, господин генерал-майор, – ответил Прохор.

– Хорошо, если он действительно знает, как надо поступать, – вздохнул боярин, поворачиваясь спиной к полковнику Митюхе. – Наш государь-батюшка изволил отметить тебя и твоих витязей, полковник, а тебя за столом нет – непорядок. Ступай, бражничай дальше, иначе осерчает царь-батюшка, в немилость впадешь.

– Спасибо за совет, я как раз собирался обратно за стол, – улыбнулся Прохор как можно дружелюбней.

Удивительное дело, но царь Петр действительно ценил в людях их личные качества, полезность для дела. Даже во время застолья по случаю победы в сражении государь выспрашивал у собеседников о разных новшествах в их стране. Причем его интересовало все, начиная от сельского хозяйства и заканчивая корабельным делом. Вот только утолить неуемную жажду знаний русского царя не мог никто.

– Полковник, что такой квелый? Неужто заскучал здесь на застолье? – изумленно спросил у Прохора государь.

– Нет, ваше величество, просто занемог я, устал, трудный день был. Да и о солдатах справиться надо, как там они, – ответил полковник витязей.

– Ты им что, нянька, что ли? – хмыкнул Петр.

Постепенно гости стали прислушиваться к разговору государя и молодого офицера.

– Нет, царь-батюшка, не нянька, но вот о раненых заботиться должен, как отец родной, – спокойно сказал Митюха, вызвав смех у пьяных гостей. Только у четверых на лицах появилась задумчивость, одним из них оказался сам государь.

– А откуда ты такое узнал, воин? Ведь мало кто так думает; почитай, только лейб-гвардия у меня в заботе, а остальные полки сильно им в фураже и вещах уступают.

Царь с интересом смотрел на витязя, словно изучал, как одного из уродцев в своей кунсткамере.

– Сии истины открыл нам его высочество, – чуть склонил голову полковник.

– На словах, что ли? – хмыкнул Петр.

– Нет, ваше величество, царевич написал для витязей устав…

– Вон оно как… Интересные вещи я узнаю, очень интересные, – погладив усы, протянул государь. – А больше он ничего не писал?

– Никак нет, ваше величество.

– А откуда он это узнал? Пример с кого брал? Ответствуй, полковник, – негромко приказал царь.

– С ваших наставлений и артикулов, государь, и прусского устава, – ответил Прохор заученными словами.

«Говори только то, что я тебе говорил, больше ни о чем не упоминай, многое пускай останется тайной: негоже иностранцам и прочим подхалимам знать государеву тайну. Все, что нужно, я сам отцу расскажу, когда свидимся с ним», – писал в письме Старший брат.

– Вот только многое его высочество изменил, под русского воина сделал, где-то убрал, где-то прибавил…

– Интересно, а почему он мне об этом не рассказал? Утаил, значит? – грозно нахмурился порядком захмелевший царь.

– Никак нет, ваше величество, его высочество приказал ни о чем не рассказывать, так как сам хотел рассказать вам, даже с собой привезти хотел, но не успел, уехал за границу с посольством, – опустив глаза, сказал Прохор, искоса следя за севшим обратно государем, нервно набивающим трубку табаком.

– Хорошо, если так. Как только сын приедет, мы с ним потолкуем.

Успокоившись, Петр улыбнулся и залпом выпил стоящую перед ним чарку медовухи.

Дальше пьянка перешла в монотонное винопитие, с ежеминутными здравицами и пьяным гоготом, прерываемым изредка чьим-нибудь рыганием. Воспитание большей части окружения царя России действительно оставляет желать лучшего; правда, от черни, поднявшейся до этих высот, недалеко ушли и именитые бояре, а также и шведские аристократы, сильно перебравшие медовухи и вина…

Как ни старался Прохор соблюдать меру за столом государя, но увы, ничего не вышло: были такие здравицы, пропустить которые было невозможно ни в коем случае. Ну а молодому, неискушенному мужчине много ли надо? В итоге ближе к одиннадцати часам вечера полковник кое-как добрел до своего шатра, где благополучно и уснул, не зная, что его витязи тоже находятся в изрядно подпитом состоянии. Молодых воинов смогли напоить зрелые, седоусые ветераны, с интересом и снисхождением разглядывающие одетых в странную форму витязей.