Sapienti sat.

Вторник, 30 мая. День

Ленинград, Павловский парк

Карл и Синти сходу растворились в человечьем приливе – электричка вынесла на перрон шумливую волну ленинградцев, жаждавших слиться с природой. Рассеянно вслушиваясь в гулкие жестяные голоса динамиков, оставляя за плечами восходящий вой пригородного поезда, Карл не спеша зашагал к парку.

Девушка то и дело забегала вперед и поджидала его, нетерпеливо постукивая носком кроссовки, но спутник лишь добродушно улыбался, хотя и не без ехидцы.

Подходы выверены до минуты, торопиться незачем. Толпа народу рассеялась по аллеям, взыскуя пасторали, а Карл наметил усмешку – в одиночестве они с Синти точно не останутся! Парни из 7-го управления пасли их трудолюбиво и незримо, как духи.

Он даже испытывал к ним уважение – не за изощренное мастерство «наружки», а за верность. Не всякий чекист устоит перед манящим хрустом доллара, но вот из «семерки» не предал никто.

Поправив рюкзачок, Карл вышел к прудам.

– Покормим уточек?

– Да ну их… - сморщила носик Фолк. – Жадные, жирные – и воняют!

Хохотнув, оперативник покрошил кусок черствой сдобы, и птицы сплылись, возбужденно крякая.

– Кушать подано, пташки! – заворковал он. – О, как хапают… Синти, ты все помнишь?

– Наизусть.

– Ну, тогда… Начали.

Карл потоптался, считая до десяти, кинул объедок булки водоплавающим, и зашагал к схрону. Фолк шла рядом, изображая не то подругу, не то взрослую дочь.

Впрочем, парни из «наружки» давно срисовали парочку. Их вокруг десятка полтора, если не больше. Разбившись на двойки, наблюдают сзади, крадутся параллельно, лидируют впереди – привычная, будничная работа. Скучноватый долг.

Заметить пригляд можно, но вот как разобрать, кого ты видишь – следящих за тобой или простых гуляющих?

Вон тот бодрый старичок с палочкой у пруда, под ручку с молодой женщиной – он кто? Ленинградец, выбравшийся на природу? Или оперативник КГБ? А вон девушка с букетом – она то подтрунивает над студентом-очкариком, что вышагивает рядом, то нюхает цветы, опуская лицо… Или докладывает руководителю в замаскированный микрофон?

Впрочем, «топтуны» спокойны – «шпиёны» взяты в «коробочку», в отрыв не уйдут!

«А мы попробуем!» - возбужденно улыбнулся Карл.

Аллея сквозила безлюдностью, и русским операм пришлось отпустить наблюдаемых на пару сотен метров вперед.

– Пора!

Синти демонстративно удалилась «в кустики», что разрослись слева, а ее попутчик, сложив руки за спиной, неторопливо прохаживался, дожидаясь, когда же девушка «попудрит носик».

«Кажется, занервничали!» - усмехнулся он.

Оперативница средних лет, изображавшая одиноко гуляющую женщину, пошла на сближение и продефилировала мимо.

Минуту спустя Фолк выбралась из зарослей, поправляя юбку, и Карл смешливо воскликнул:

– Моя очередь!

– Только по-быстрому! – капризно молвила Синти.

– Ой, а сама-то!

Шмыгнув в подлесок с правой стороны аллеи, цэрэушник почти сразу набрел на забытую тропу.

Поваленная беседка… Где-то тут должна быть поваленная беседка… Да вот же она!

«А теперь удивим их!» - осклабился Карл, вытаскивая велосипед из схрона. «Турист»? Подходяще…

Карта? На месте. И куда ему путь? Ага… Знакомая дорожка. Вот досюда они с Фредом и Синти доходили, а место встречи – дальше, в лесополосе.

– Great! – выдохнул оперативник.

Не медля, он закинул ногу, усаживаясь. Поелозил, оттолкнулся – и завертел педалями. Что-то не то…

Велосипед был тяжеленный – Советы в изделиях металла не жалели. Сидеть в широком, из натуральной кожи седле было комфортно, но все равно Карла поматывало из стороны в сторону, и руль нервно гулял в руках.

«Под гонщика форсил…», - буркнул он, и поменял наклон руля. Посадка сразу стала удобнее.

«Horosho poshlo!
– весело ощерился Карл. – Poshlo-poehalo!»

Велосипед выкатился на пустынную аллею – спицы сверкали на солнце, сливаясь в серебристую пестрину, а тень листвы мельтешила по лицу, мгновенными высверками жаля зрачки.

«Догоняйте!» - азартно подумал американец, хохоча в душе.

По горбатому мостику, мимо каменного кентавра, на взгорок и под гору – тонкие шины весело шелестели по опавшей хвое.

Попетляв в зарослях кустарника, он выкатился к насаженному ольшанику, и скрылся в чересполосице стволов, будто занавес задернул за собой.