Теплая рука ложится мне на плечо. Старуха дарит мне взгляд, который должен был бы успокоить, если бы не тот факт, что я только что потеряла последнюю надежду.

— Ты можешь разорвать сделку, — уверяет она меня.

И часть меня хочет верить ей. Часть меня отказывается смириться с тем, что это конец. Но если только Тартало может освободить меня… кто знает, что я смогу сделать, чтобы его убедить.

— Спасибо, — бормочу я.

Сама удивляюсь своим словам, ведь, несмотря на её доброту, я остаюсь в том же состоянии, в котором пришла; а может, даже хуже.

Но пока я поднимаюсь на холм и одеваюсь, я осознаю, что внутри меня что-то сложное скручивается в тугой узел. Почти незыблемая уверенность в том, что мне предстоит либо умереть, либо смириться с потерей руки ради шанса, каким-то образом делает меня легче, свободнее.

Я чувствую себя немного глупо из-за этого ощущения, но не могу с ним бороться. Уже одетая, я спускаюсь обратно в деревню, где продолжается праздник, ощущая то же самое. Это приговор, и его принятие приносит что-то новое, что-то другое… Что-то, что заставляет меня взять лошадь, даже несмотря на то, что лошадь Кириана всё ещё стоит в таверне, и вернуться в гостиницу.

И именно это же чувство заставляет меня вновь раздеться перед зеркалом, взять платье, которое я сама выбрала, и надеть его.

Я должна быть опустошена и побеждена. Я должна плакать. Я должна думать, что потерпела неудачу.

Но вместо этого внутри меня есть что-то обнадёживающее, сияющее… что заставляет мои глаза, глядя в зеркало, постепенно менять оттенок на другой тон зелёного.

Я тут же отворачиваюсь от своего отражения, потому что понимаю, что не готова встретиться с образом, которого даже не помню… и заканчиваю переодеваться.

Глава 25

Кириан

Территория Волков. Завоеванные земли. Королевство Эрея.

Празднования продолжаются. Шум внутри таверны кажется тише по сравнению с гулом улицы, который каждый раз проникает внутрь, когда уставшие танцоры заходят в поисках укрытия.

Из запотевших окон видно, как пары продолжают танцевать на ярмарке, несмотря на холод. Они словно размытые силуэты, кружатся среди рассеянных огней, заполнивших всё вокруг.

Колокольчик на двери снова звенит, когда я уже подношу к губам третью кружку пива, а может, это уже четвёртая.

На этот раз некоторые оборачиваются к двери. Я замечаю взгляды, слышу приглушённые шёпоты. Бармен замирает за стойкой, тоже поворачивая голову.

Но у меня нет времени на любопытство, потому что новоприбывшая усаживается рядом со мной, и я всё понимаю.

Вот почему на неё смотрели.

Её волосы цвета заката. Кто-то мог бы сравнить их с рассветом — более радостным и полным надежды. Но мне нравится закат, этот миг перед темнотой, свет, который цепляется за мир, не желая его покидать. Он остаётся. Вот что она делает: остаётся.

А её профиль…

Она невероятно красива.

Её волосы, словно закат, а глаза — как самые глубокие, неизведанные леса. Возможно, поэтому мне так трудно отвести взгляд.

Она вынуждена позвать бармена, хотя он уже и так смотрел на неё, ошеломлённый. Заказывает стакан сидра, и я пытаюсь отвести глаза, пока она внезапно не морщится от вкуса напитка.

— Ты ведь не отсюда, верно? — замечаю я.

Она смотрит на меня. У неё маленький носик, немного покрасневший от уличного холода. Несколько веснушек украшают её лицо, которые она не пытается скрыть под макияжем. Скулы чёткие, но остальное в её чертах мягкое и нежное.

— Просто я никогда не пробовала вишнёвый сидр, — отвечает она.

Её голос красивый, бархатный, с характером. В нём есть что-то, что не соответствует её миловидной внешности — уверенность.

Я снова смотрю на неё. На этот раз более внимательно.

Наверное, она оставила накидку у входа, потому что на ней наряд, совершенно не подходящий для этой погоды: рубашка с длинными и широкими рукавами, синий корсет, облегающий её узкую талию, глубокое декольте, изящные вышивки и длинная юбка, грациозно облегающая её бедра.

— Сколько тебе лет?

Она улыбается озорно.

— А сколько тебе?

— Достаточно, чтобы успеть попробовать вишнёвый сидр, — отвечаю я.

— А хватит ли тебе лет, чтобы попробовать ром? — с улыбкой спрашивает она, поднимая руку, чтобы снова подозвать бармена.

Она заказывает два бокала и протягивает мне один через стойку.

У неё даже руки красивые.

Она делает глоток, морщится и снова машет рукой в знак недовольства.

— Похоже, дело было не в сидре, — с ужасом бормочет она.