Однако ключевой фигурой в предстоящих кампаниях оказался Боэмунд. Он стал легендой еще при жизни. При рождении его нарекли Марком, возможно, потому, что он родился в Сан-Марко-Арджентано в Калабрии, где некогда жил Роберт. Имя Марк – греко-итальянское, а не нормандское, и родители мальчика, очевидно, представляли себе его будущее на юге. Однако столь же значимым, как и настоящее имя, является прозвище, под которым прославился сын Роберта: Боэмунд. Так звали великана, о котором Гвискар услышал во время одного пира. Пораженный сходством между этой легендарной фигурой и своим крупным сыном, Роберт стал называть юного принца Боэмундом.

Прозвище прижилось – и оказалось весьма метким. Боэмунд превосходил своих современников почти во всех отношениях. Анна Комнина отмечает, что он на локоть (около 0,44 метра) возвышался над самым высоким из остальных людей. Он также был идеально сложен (продолжает Анна) и выделялся бледным лицом и светлыми волосами (возможно, следствие его скандинавского происхождения) {204} . Мы не знаем точной даты рождения Боэмунда. Роберт женился на Альбераде в 1050 году и расстался с ней в 1058-м, так что, вероятно, ребенок появился на свет в начале или середине 1050-х. Следовательно, он достиг совершеннолетия в начале 1070-х годов – примерно в то время, когда болезнь Роберта угрожала разрушить планы Сишельгаиты относительно престолонаследия. Именно в эти годы Боэмунд получил свой первый военный опыт – возможно, в связи с восстанием 1079 года {205} . К тому времени, когда Роберт начал обращать внимание на византийскую Иллирию, он определенно был уверен в способностях своего первенца.

В начале 1080 года в Южной Италии появился греческий монах, представившийся свергнутым Михаилом VII, с которым Роберт находился в хороших отношениях. В античные и средневековые времена самозванцы были обычным явлением: когда нет средств массовой информации и быстрых путешествий, претендовать на высокое происхождение несложно {206} . На самом деле Михаил VII после низложения отправился в монастырь. Он не стремился вернуть себе престол, а с энтузиазмом воспринял религиозное служение и в конце концов стал митрополитом Эфесским – а это был один из самых высоких санов в Византийской церкви. Роберт наверняка это знал, однако ему было выгодно не проявлять недоверия, и тут можно подозревать определенную степень расчетливого цинизма с его стороны. В самом деле, более поздние источники предполагают, что герцог сговорился с лже-Михаилом, и в этом может быть доля правды. В любом случае в связке с ним Роберт и Боэмунд могли заявлять, что просто восстанавливают на престоле законного императора, своего старого друга и союзника.

В марте 1081 года Роберт передал под командование Боэмунда флот, приказав нанести удар по Корфу и, если возможно, захватить крепости на материке. В течение следующих двух месяцев Роберт собирал дополнительные силы. К этому времени у папы появились опасения по поводу всей затеи, однако Роберт настаивал на своих планах. Он назначил наследником Рожера Борсу, а потом отправился на Корфу. Там он появился в мае и вскоре вместе с Боэмундом захватил главный город острова. Затем перебрался на материк, обеспечив себе базу в Бутротуме (нынешний Бутринти) на юге современной Албании. Отсюда они отправились на север, в Валону (сейчас Влёра). Их целью был Диррахий (современный Дуррес) – самый важный административный центр в регионе (и по сей день второй город Албании). Однако прежде чем захватить город, Роберт и Боэмунд короновали «Михаила», заявив о своих притязаниях на империю в надлежащей церемониальной форме. Сама осада продолжалась до 17 июня {207} .

Наш главный византийский источник этих событий – «Алексиада», панегирик Анны Комнины своему отцу, – утверждает, что Роберт намеревался захватить всю Восточную империю. К ее свидетельствам следует относиться с осторожностью. Анна писала спустя много десятилетий после этих событий и излагала откровенно провизантийскую (и прокомнинскую) точку зрения. Алексей только что захватил трон, и в ее интересах было преувеличить угрозу со стороны нормандцев, чтобы успехи ее отца выглядели еще ярче {208} . Однако Анна не одинока в своем заявлении. Амат тоже сообщает, что Роберт мечтал завоевать Константинополь. Шаг смелый, но в обстановке, сложившейся в начале 1080-х годов, он не казался невозможным. Из-за военных неудач последнего десятилетия в государстве был раскол, и всех императоров после Константина X Дуки (правил в 1059–1067 годах) насильственно свергали с престола. Роберт, только что вопреки всему захвативший Южную Италию, должно быть, высоко оценивал свои шансы. Даже если ему не удалось бы подчинить себе всю империю, он вполне мог надеяться отвоевать богатые территории в Северной Греции и на Адриатике.

Осада Диррахия затягивалась. Город был хорошо защищен, к тому же нормандцам мешали постоянные попытки прорвать осаду. Алексей связался со своими венецианскими союзниками, у которых были основания беспокоиться из-за возникновения новой морской державы к югу от них. Противники планировали окружить нормандцев: венецианцы с моря, а Алексей – на суше. Однако координирование сил было непростым делом даже в лучшие времена. Да, венецианский флот добился определенных успехов, но к тому времени, когда в середине октября прибыл император, все признаки этих успехов уже исчезли. 18 октября в битве при Диррахии Алексей потерпел сокрушительное поражение. Несмотря на это, осада затянулась до конца зимы. В конце концов Диррахий взяли не силой, а предательством: был подкуплен венецианский дворянин по имени Доминик, командовавший обороной одной из башен {209} .

Но Роберт и Боэмунд не смогли воспользоваться плодами этой победы. Диррахий пал в феврале, и зима затрудняла кампанию на Балканах. Весной они двинулись вглубь страны, сначала долиной реки Диаболис (сейчас Деволи), и взяли Касторию на севере Греции. Нормандцы не пошли Эгнатиевой дорогой (Виа Эгнация) – главным путем из Диррахия в Константинополь: возможно, они намеревались застать Алексея врасплох. Успехи Роберта и Боэмунда были уже велики (учитывая все обстоятельства), и Гоффредо Малатерра сообщает, что жители столицы задрожали. Тут мы можем подозревать некоторое преувеличение, однако византийские источники также говорят о растущем беспокойстве. К ногам завоевателей были готовы пасть значительные территории Греции. Однако по ходу кампании до Роберта дошли тревожные вести: германский император Генрих IV собрался пойти на Рим. Этот шаг угрожал не только папским союзникам Роберта, но и его собственным владениям в Южной Италии. Еще более неприятными оказались сообщения о новом восстании в Апулии – возможно, подстрекаемом людьми Алексея {210} .

Перед лицом двойной угрозы Роберт был вынужден вернуться в Италию. Однако он не отказался от Балкан: Боэмунд остался здесь с основными силами и получил указание двигаться на Константинополь. Вскоре после отбытия Роберта Боэмунд отразил контрнаступление Алексея под Яниной. После этой победы он нанес византийцам удар, продолжая двигаться Эгнатиевой дорогой, и одержал верх над Алексеем во второй раз. Но хотя нормандцы могли побеждать византийцев в бою, у них были трудности с пробиванием брешей в хорошо смазанной машине, которую представляло собой византийское государство. Боэмунд сумел захватить стратегически важный город Лихнид (сейчас Охрид), но цитадель устояла и препятствовала дальнейшему продвижению по Виа Эгнация. В ответ Боэмунд снова повернул на юг и ударил по Фессалии. Вероятно, он намеревался проложить альтернативный путь на Константинополь, хотя заманчиво выглядели и перспективы дальнейших завоеваний в Беотии, на Эвбее и Пелопоннесе.